Ф.Ч.Рзаев, доктор филологических наук, профессор кафедры азербайджанской и мировой литературы Азербайджанского государственного педагогического университета

В русской литературе первой половины XIX века сформировался устойчивый интерес к Востоку, традициям восточных литератур средних веков. Среди факторов, способствовавших формированию такого интереса, следует отметить влияние западноевропейской литературы в ее отражении восточной тематики и формирование российского востоковедения.

Известно, что в конце XYIII – начале XIX веков Восток, восточная литература и культура привлекли внимание известных литераторов Европы. В 1814 году в Германии был опубликован полный перевод произведений Хафиза на немецком языке, в результате Гете создал свой «Западно-восточный диван», в котором посвятил персидскому поэту целиком вторую книгу, названную им «Книгой Хафиза». Средневековая восточная литература была также предметом пристального внимания Байрона, Шиллера, многих представителей европейских литератур. Интерес западноевропейских романтиков к Востоку, отражение восточной тематики в их творчестве оказали существенное влияние на творчество русских романтиков. Так, например, известно, что творчество Байрона, в котором немалое место занимает восточная тематика, оказало влияние на Пушкина, Лермонтова, в целом, на романтическое направление в русской литературе XIX века. Русские литераторы в своих произведениях на восточную тематику стали даже использовать имена восточных героев Байрона (1).

Не менее значительное влияние на появление интереса к Востоку, восточной культуре и литературе оказало формирование российского востоковедения. Особо следует отметить, что среди основоположников российского востоковедения, получивших европейскую известность и воспитавших целую плеяду знатоков Востока и восточных языков, были азербайджанцы профессор Мирза Казембек и профессор Мирза Джафар Топчибашев. Среди их учеников были не только профессиональные дипломаты, переводчики, но и известные литераторы, в том числе Л.Н.Толстой, А.С.Грибоедов и др.

Развитие русского востоковедения способствовало появлению целой плеяды переводчиков с восточных языков, благодаря деятельности которых в переводе на русский язык стали публиковаться произведения классиков восточных литератур, материалы об их жизни и творчестве. В начале XIX века в России на страницах большинства периодических изданий и литературных альманахов появляются многочисленные переводы образцов восточной поэзии. Среди восточных поэтов, ставших популярными в России, следует отметить Низами Гянджеви, Фирдоуси, Джами, Ибн-Руми, Саади, Хафиза, Хайама и др.

Первые русские профессиональные переводчики с восточных языков – Д.Ознобишин, О.Сенковский, Н.Батьянов, С.Соловьев, А.Коркунов и др. – публиковали свои переводы в таких популярных изданиях, как «Азиатский вестник», «Московский телеграф», Библиотека для чтения», «Полярная звезда», «Северная лира на 1827 год», «Северные цветы» и т.д. Так, например, журнал «Азиатский вестник» выделял среди восточных поэтов Низами Гянджеви, произведения которого были знакомы русскому обществу и по «Западно-восточному дивану» Гете. Автор статьи, опубликованной в этом журнале, Н.Батьянов особо подчеркивал популярность героев произведений Низами – Лейли и Меджнуна, Хосрова и Ширин, составляющих на Востоке «предмет романтической поэзии». В журнале «Северный архив» наряду с переводами произведений Низами и статьями о его творчестве были представлены сведения о современных Низами азербайджанских поэтах – Фелеки Ширвани, Эфзеледдине Хагани и др. (См.: 2)

Среди известных русских литераторов, обратившихся к переводам произведений восточных авторов, следует особо отметить деятельность В.А.Жуковского. Русский поэт перевел отрывок из поэмы великого персидского поэта Фирдоуси «Шах-наме» под названием «Рустем и Зораб», фольклорное произведение – индийскую повесть «Наль и Дамаянти», одну из вставных частей санскритского эпоса «Махабхарата». На протяжении многих десятилетий переводы Жуковского оставались единственными переложениями этих произведений на русский язык и сыграли значительную роль в ознакомлении русских читателей с Востоком. Значительны заслуги Жуковского-переводчика в популяризации произведений западно-европейских литераторов, посвященных восточной тематике. Среди его переводов ориентальных стихотворений можно назвать «Пилигрим» Ф.Шиллера, «Араб на могиле своего скакуна» Ш.Мильвуа, «Лалла Рук» Т.Мура.

Средневековый Восток привлекал внимание представителей разных поколений русских литераторов XIX века. В 1894 году В.Бартольд впервые перевел на русский язык «Песнь об удалом Домруле, сыне Дука-Коджи» из азербайджанского героического эпоса средневековья «Китаби Деде Коркуд». Тогда же это произведение привлекло внимание тонкого знатока Востока, русского поэта Василия Львовича Величко, в творчестве которого большое место занимала ориентальная тема. Он перевел этот дастан в стихотворной форме и опубликовал его в своем сборнике «Арабески. Новые стихотворения» в 1903 году (3, с.65). Этот перевод является единственным поэтическим переводом дастана на русский язык и заслуживает особого внимания.

В русской поэзии первой половины XIX века можно встретить многочисленные примеры обращения к традициям, мотивам, жанрам и поэтическим приемам восточных литератур. При интересе к восточной словесности в русскую литературу входили восточная символика, наиболее традиционные темы и мотивы восточной поэзии. Наиболее популярными в русской поэзии стали традиционные восточные символы любви – соловей и роза. Эти символы любви, как отмечает А.Дж.Гаджиев, «встречаются в русских переводах, выполненных как с ориентальных западноевропейских произведений, так и с собственных произведений восточных поэтов» (4, с.115). Начиная с 1820-х годов, соловей и роза становятся неотъемлемой частью русской любовной лирики, при этом встречаются и в ориентальных произведениях русских поэтов, и в стихотворениях с чисто русской тематикой. Этому в немалой степени способствует та пропаганда восточной поэзии, которая, бесспорно, имеет место в 1820-е – 1830-е годы в литературной жизни России. Обращение русских поэтов к традиционной восточной символике любви – теме соловья и розы – сопровождалось и некоторыми теоретическими рассуждениями.

Так, В.К.Кюхельбекер, призывавший в своей статье «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1824) к изучению творчества восточных поэтов, используя в своем стихотворении «Смерть Байрона» (1824) тему соловья и розы, счел необходимым пояснить в примечании, что «соловей назван здесь любовником розы в подражание поэтам». Известный знаток восточных языков Д.П.Ознобишин-Делибюрадер в статье «О духе поэзии восточных народов…» (1826) особо отмечал, что «Персы имеют особенные прекрасные вымыслы, которые сделались, можно сказать, родственными языку их. Упомяну только об одном из них: любовь соловья к розе: это самый древнейший, а вместе с тем и прелестнейший миф персидской поэзии, который, невзирая на то, что столь часто повторяется в пленительных произведениях поэтов, сохранил, однако, всю девственную свежесть красок и доставляет удовольствие своими всегда новыми оттенками неги». На практике одним из первых к этой теме обратился поэт граф Д.И.Хвостов в стихотворении «На прибытие великой княгини Марии Павловны» (1822).

Более популярными соловей и роза как символы любви становятся в русской литературе с середины 1820-х годов. В 1824 году было написано стихотворение А.С.Пушкина «О, дева-роза, я в оковах», которое при первом издании (1826) имело подзаголовок «Подражание турецкой песне», что, по-видимому, должно было напомнить читателям о восточном происхождении использованной в нем любовной символики:

О, дева-роза, я в оковах;

Но не стыжусь твоих оков:

Так соловей в кустах лавровых,

Пернатый царь лесных певцов,

Близ розы гордой и прекрасной

В неволе сладостной живет. (5, т.2, с.204)

В 1824 г. В.К.Кюхельбекер писал в стихотворении «Смерть Байрона»:

И соловей, любовник роз,

Вспорхнул, слетел с надгробных лоз. (6, т.1, с.203)

После выхода в свет этих двух стихотворений появляется целый ряд произведений различных русских поэтов, воспевающих любовь соловья и розы. С 1825 по 1850 гг. было написано свыше тридцати стихотворений с использованием этой символики. Среди авторов – видные поэты Пушкин, Лермонтов, Полежаев, Кольцов, Катенин, Веневитинов, Дельвиг и менее известные Ознобишин, Раич, Зайцевский, Якубович, Тепляков и др.

К концу 1820-х годов символы соловья и розы уже настолько знакомы русскому читателю, что их употребление не сопровождается ни авторскими разъяснениями, ни какими-либо примечаниями. Наоборот, эти образы становятся в какой-то степени средством образной выразительности для русских поэтов, позволяющим сослаться на общепризнанные символы любви. Так, в стихотворении А.С.Пушкина «В безмолвии садов…» (1827) любовь соловья к розе как неразделенное чувство сопоставляется с его раздумьями о назначении поэта и поэзии:

В безмолвии садов, весной, во тьме ночей,

Поет над розою восточный соловей.

Но роза милая не чувствует, не внемлет,

И под влюбленный гимн колеблется и дремлет.

Не так ли ты поешь для хладной красоты?

Опомнись, о, поэт, к чему стремишься ты? (5, т.3, с.8)

Как отмечает А.Дж.Гаджиев, «обращаясь к восточной символике, русские поэты, с одной стороны, подчеркивали ее восточное происхождение, а с другой – стремились перенести ее на русскую почву» (4, с.119). Действительно, попытки преодолеть восточную орнаментовку темы соловья и розы наблюдаются в стихотворениях И.И.Козлова «К Н.И.Гнедичу» (1825), Д.В.Веневитинова «Три розы» (1826) и др. Например, в упомянутом стихотворении Д.В.Веневитинова роза оказывается, с одной стороны, «любовницей зефира», а с другой – вдохновением соловья, что создавало в какой-то степени синтез канонов восточной лирики и традиций русской любовной лирики.

Однако большей частью символы соловья и розы встречались в стихотворениях, относящихся к любовной лирике (А.Редкин, С.Е.Раич, Е.П.Зайцеховский и др.). Один из самых верных воспевателей любви соловья и розы С.Е.Раич в стихотворении «Песнь соловья» (1827) писал:

Ароматным утром мая,

О подруге воздыхая,

О любовнице своей,

Пел над розой соловей (7, с. 20)

Тема соловья и розы привлекала внимание и известного русского поэта А.А.Фета, который на протяжении всего своего творчества неоднократно возвращался к использованию типичных восточных образов соловья и розы в своих лирических стихотворениях. Перу поэта принадлежит также поэма под названием «Соловей и роза». Фет известен также как автор целого ряда стихотворений, посвященных восточной тематике, среди которых значительное место занимают «Песни кавказских горцев» (1875), являющиеся вольным переложением фольклора кавказских народов. В творчестве Фета значительное место занимали переводы и переложения из восточной поэзии. К примеру, только из творчества Хафиза им было осуществлено около тридцати переложений и переводов, среди которых можно назвать такие стихотворения, как «О помыслах Гафиза», «Ветер нежный, окрыленный…», «Звезда полуночи дугой золотою скатилась…» и др. Благодаря оригинальным стихотворениям, переводам и переложениям Фета русский читатель впервые познакомился со всем богатством форм поэзии Востока, с ее великолепной образностью и метафоричностью, с идейно-нравственным содержанием.

Большой интерес в русской литературе XIX века представляет обращение к жанровым традициям восточной поэзии. Публикация многочисленных переводов из восточной поэзии вызвала к жизни появление большого количества подражательных произведений русских поэтов. Так, например, появляются подражания Корану (А.С.Пушкин, 1824; А.Г.Ротчев, 1827). Характерным являются подзаголовки большинства стихотворений русских поэтов: «Из Гафиза», «Подражание восточному», «Подражание персидскому», «Подражание Саади» и др. В произведениях русских писателей все чаще встречаются герои с восточными именами, названия восточных городов, какие-либо полюбившиеся афоризмы и апологи.

Русские поэты обращаются к таким восточным жанрам, как газели, касыды, апологи, притчи. Жанры восточной поэзии использовались, с одной стороны, для создания стилизаций под Восток, соблюдения канонов восточной поэзии, с другой стороны, - в общественно-политических целях. Второй аспект давал возможность при обращении к злободневным политическим проблемам с помощью восточного фона преодолеть цензурные ограничения.

Публикация многочисленных переводов произведений Низами, Гафиза, Саади, Фирдоуси, Джами, Ибн-Руми и др. вызвали к жизни большое количество подражательных произведений русских поэтов, наполненных духом Востока. Начинают появляться произведения с подзаголовками «Из Гафиза» (А.Пушкин, Л.Якубович), «Подражание Саади» (Л.Якубович), «Подражание персидскому» (Сиянов), «Подражание восточному» (А.Редкин, В.Красов) и др. В русскую поэзию этих лет входит и жанровая традиция этих лет: появляются газели, касыды, апологи, притчи. Русские писатели использовали эту жанровую терминологию в двух аспектах: 1) в литературном (попытки переводчиков стилизацией под Восток следовать и соблюдать каноны его поэзии – так появлялись газели и касыды); 2) общественно-политическом (стремление через иноземный, в данном случае, восточный фон, преодолеть цензурные рогатки, касаясь злободневных общественно-политических проблем).

Первый стихотворный перевод из восточной поэзии был выполнен Ю.Познанским. Перевод из Хафиза опубликован под названием «Ода Гаафица». Этот перевод ознакомил русскую публику с формальными особенностями газели и заложил начало творческому освоению канонов восточной поэзии русскими поэтами. Д.П.Ознобишин-Делибюрадер перевел ту же газель Гафиза пятистишиями и под названием «Ода Гафица» опубликовал в альманахе «Северная лира на 1827 год». Большинство произведений того времени далеки от канонов восточной поэзии – «Витязь буланого коня (арабская касыда)» О.Сенковского, «Молодая аравитянка. Газель» Ф.Менцова, «Фарис (Кассида в честь Эмира Таджул Фехер)» В.Щастного, «Шанфари (Арабская Касида)» Я.Драгоманова и др. Произведения этих авторов во многом созданы на восточном материале, описания даются в обрамлении восточных понятий, наименований и имен, но по жанровым особенностям они до того далеки от канонов газели и касыды, что их с неменьшим успехом можно было отнести к любому другому стихотворному жанру. Наиболее четко сохранены жанровые особенности восточной поэзии в переводе из Хафиза П.Я.Петрова «Газель (Из Хафиза)». Выполнив перевод с оригинала, Петров не только передал свойственный творчеству Гафиза восточный дух, но и сохранил все жанровые особенности газели – своеобразную рифмовку и употребление сфрагиды (упоминание в стихотворном произведении имени поэта, автора данных стихов).

По-иному вошли в русскую литературу восточные апологи и притчи, обращение к которым позволяло обойти цензурные рогатки. С середины 1820-х годов в русской периодике были опубликованы произведения с подзаголовками «восточный аполог», «восточная притча», «восточная басня». Как правило, в этих «восточных» произведениях Восток – чисто внешняя сторона, проявляющаяся в именах герое, в «местном колорите», но не вклинивающаяся в идейный смысл. В качестве примеров можно привести такие произведения, как «Таир. Восточная притча» (анонимная), «Дервиш» (А.Д.Илличевский), «Иман-козел» (А.И.Полежаев), «Жалобы турка (письмо к другу, иностранцу)» (Лермонтов), «Три пальмы (восточное сказание)» (Лермонтов), «Язык и зубы» (П.А.Вяземский) и др. Характерным в этом плане является произведение П.А.Вяземского «Язык и зубы (Восточный аполог)», написанное в 1823 году:

Один султан пенял седому визирю,

Что твердой стойкости он не имел во нраве.

«За недостаток сей судьбу благодарю!

Им удержался я и в почести, и в славе…

Мне шестьдесят пять лет, - прибавил он с улыбкой, -

Из твердых тех зубов, которые имел,

Ты видишь – редкий уцелел,

Но всех пережил один язык мой гибкой» (8, с. 156-157)

В этих строках ясно ощущается намек на временщика Аракчеева, хитростью и двуличием удерживавшегося у власти. Таким образом, мы видим, как Вяземский, используя типично восточную жанровую форму, выражает свои политические взгляды. В этой же манере написано стихотворное произведение Вяземского «Визирь Гассан (сказка)», в которой содержится рассказ о встрече двух приятелей, по-разному проживших жизнь и находящихся на разных ступенях сословной иерархии.

Ярким примером творческого освоения элементов восточной литературы является художественное наследие русского поэта В.Л.Величко (1860-1903). Знаток Востока и восточных языков (владел турецким, арабским, персидским, а также азербайджанским и грузинским языками), Величко использовал свои познания в поэтической деятельности. Он известен и как автор целого ряда оригинальных произведений, и как тонкий и вдумчивый переводчик стихотворений, притч и пьес восточных авторов, бережно передающий национальный колорит переводимых произведений. Перу Величко принадлежат переводы из Хайама, Хафиза и Саади, а также вышеупомянутый перевод из дастана «Китаби Деде Коркуд».

Названия некоторых поэтических сборников Величко, изданных в Петербурге, отражают поэтические пристрастия автора: «Восточные мотивы» (1890), «Из кавказских напевов» (1895), «Арабески. Новые стихотворения» (1903). Сборник «Восточные мотивы» был настолько популярен, что на стихи из этого сборника было создано много романсов. Симптоматично название первого сборника стихов Величко «Восточные мотивы», в который вошли лирические этюды и произведения с сюжетно-фабульной основой: басни, сказки, шутки, притчи, хадисы, анекдоты, поэмы. Указанные жанры показывают, что поэт часто обращался к использованию жанровых традиций восточной литературы, как оригинальной, так и фольклорной. Об этом свидетельствуют и названия стихотворений поэта («Газель», «Месяц и роза», «Персидская песня» и др.), и подзаголовки лирических произведений («перевод с татарского», «лезгинская шутка», «персидская песня», «перевод с арабского» и др.)

В стихах из сборника «Восточные мотивы» типично восточная лексика: «моя луноликая», «дней моих солнце», «стан кипарисный» и др. В основу поэтичного посвящения любви «Месяца и розы» положен принцип контраста: противопоставлены влюбившиеся в царицу цветов розу Солнце и Месяц (типичные символы восточной поэзии), последний из которых, олицетворяющий нежность, верность и преданность, торжествует победу:

Был яркий день, и солнце обливало

Волнами золота благоуханный сад.

Дышало жизнью все и чаровало взгляд,

Но всех цветов пышней там роза расцветала.

Глядя с высоты, «влюбился в розу месяц сребролицый». Его одолевает ревность, когда он видит, как «солнце властно жгло розу поцелуем, сияя в огненном венце своих лучей». Но день сменился ночью, наступило царство Месяца, который пробудил розу влюбленным взглядом. Она вся затрепетала и «в сиянии загадочном читала не жадной страсти зной, а тихую мольбу». Покоренная мольбой чарующей силы, «роза пышная страдальца полюбила, и вмиг на лепестках слезинки засверкали».

В сборнике «Восточные мотивы» есть несколько стихотворений, связанных с именем народного мудреца, острослова Моллы Насреддина, помеченных общим заглавием «Из преданий о Ходже Наср-Эддине» или «Анекдоты о Мулле Наср-Эддине» с указанием «с татарского». Известно, что Молла Насреддин – один из популярных героев устного народного творчества стран Востока. Большое количество юмористических и сатирических произведений азербайджанского фольклора связано с именем этого персонажа. Величко по народной традиции создает образ защитника справедливости, мудрого человека, борющегося против зла, невежества оружием своего уничтожающего смеха (анекдот о «мертвом» котле, «На погребенье», «Ложь», «Аба (плащ)» и др.). Так, известный анекдот о «мертвом» котле обретает у Величко поэтичную форму. Скупец-сосед с болью в сердце отдает Молле Насреддину на пять-шесть дней кастрюлю, но при возвращении ее он не может скрыть своей радости, так как кастрюлю Молла возвращает «с приплодом»: «твоя кастрюля родила». Маленькая кастрюля на дне большой свидетельствовала об этом. Но Молла почему-то посмеялся над незадачливым соседом. Когда же Молла просит у него котел, скупец отдает его с радостью в надежде на прибавление и не верит словам Насреддина, когда тот по прошествии положенного срока заявляет: «Котел твой помер, нет котла!» На брань соседа он отвечает:

Мой друг! Ведь если мы поверим,

Что и кастрюля родила, -

То как не верить в смерть котла?!

Таким вопросительным предложением автор завершает анекдот, предоставляя читателям возможность посмеяться над жадностью посрамленного соседа.

Молла Насреддин в изображении Величко чаще всего оказывается человеком, умеющим находить выход из трудных положений, смеющийся над недостатками людей, их суеверием и невежеством. Все это дает основание говорить о том, что для творчества Величко были характерны жанры притчи, анекдота, в которых он мог талантливо использовать поэтические приемы восточных литератур, некоторую назидальность, присущую литературам Востока.

Обращение русских литераторов к традициям литератур средневекового Востока способствовало обогащению поэзии XIX века. Мотивы и поэтические приемы, жанры поэзии и народного творчества Востока входили в поле зрения русских писателей, преломляясь в их творчестве, получали новую жизнь. Впоследствии эти традиции были продолжены и в русской поэзии ХХ века в творчестве таких известных поэтов, как В.Хлебников, В.Брюсов, Н.Гумилев и многие другие.

Литература:

1. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин (из истории романтической поэмы). Изд.2. Л., 1978.

2. Гаджиев А., Рзаев Ф., Якубова М., Алиева С. Восток в русской литературе.Баку, 2011.

3. Гюльмамедова Л.И. В.Л.Величко. «Песнь об удалом Домруле» - В кн.: Вопросы сравнительного литературоведения: русско-азербайджанские литературные взаимоотношения. Баку, 1990, с. 65-78.

4. Гаджиев А.Дж. Этапы литературного братства. Баку, 1986.

5. Пушкин А.С. Полн. собр. соч., в 10-ти тт. М., 1958.

6. Кюхельбекер В.К. Избранные произведения. В 2-х тт. М.-Л., 1967.

7. Поэты 1820-х – 1830 годов, в 2-х тт. М., 1972.

8. Вяземский П.А. Стихотворения. Л., 1958.