«Великий и могучий» - под таким названием 27 сентября 2016 года на ХХ ежегодном фестивале журналистов «Вся Россия» в Дагомысе прошел круглый стол о положении русского языка в мире, проблемах формирования и реализации языковой политики РФ.

Круглый стол был организован Российский комитетом Программы ЮНЕСКО «Информация для всех» и Межрегиональным центром библиотечного сотрудничества в партнерстве с Союзом журналистов России и при поддержке Министерства образования и науки РФ в рамках реализации Федеральной целевой программы «Русский язык» на 2016–2020 годы.

Участники круглого стола

Ажгихина Н. И., секретарь Союза журналистов России (Москва)

Бадякина Е., независимый журналист (Моздок, Северная Осетия, Российская Федерация)

Дзюбинская С. А., начальник отдела периодической печати Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям (Москва, Российская Федерация)

Кузьмин Е. И., заместитель председателя Межправительственного совета и председатель Российского комитета Программы ЮНЕСКО «Информация для всех», член Комиссии РФ по делам ЮНЕСКО, президент Межрегионального центра библиотечного сотрудничества

Мурована Т. А., программный специалист Института ЮНЕСКО по информационным технологиям в образовании (Москва, Российская Федерация)

Тамим Э. М., руководитель Ассоциации содействия и развития молодежи Афганистана (Кабул, Афганистан)

Тодорова С., председатель Союза болгарских журналистов (София, Болгария)

Трубина Л. А., проректор, директор Института филологии, заведующий кафедрой русской литературы Московского педагогического государственного университета (Москва)

Халидов Д., советник главы Республики Дагестан (Махачкала, Российская Федерация)

Щербаков А. В., декан филологического факультета Института русского языка имени А. С. Пушкина (Москва)

Юшкявичюс Г. З., советник Генерального директора ЮНЕСКО (Париж, Франция)

Н. И. Ажгихина

Впервые на фестивале в Дагомысе Российский комитет Программы ЮНЕСКО «Информация для всех», его председатель Евгений Иванович Кузьмин со своей командой. У нас большие планы, мы очень рады и надеемся, что это сотрудничество поможет нам повысить качество журналистики, качество звучащего, напечатанного, выпущенного в Интернет слова – это очень большая проблема, и мы думаем, что нас ожидает успех. С удовольствием предоставляю слово Евгений Ивановичу Кузьмину, который представит основных участников сегодняшней дискуссии и расскажет о ее порядке.

Е. И. Кузьмин

Добрый день, уважаемые коллеги. Мы вам очень рады. Мы считаем, что вы самые лучшие, самые ответственные, неравнодушные и болеющие за свое дело. Когда мы обговаривали с Союзом журналистов это мероприятие и объясняли, что нам нужен зал минимум на сто человек и на целый день, один из руководителей Союза журналистов сказал: «Не стройте иллюзии. Журналисты – люди необразованные, тщеславные, ленивые». И я его хорошо понял, потому что сам был журналистом и до 37 лет работал в «Литературной газете».

Чего мы хотим? Конечно, мы хотим донести до вас – как людей неравнодушных и интересующихся (раз уж вы сюда пришли) вопросами языковой политики многонациональной России и положения русского языка в мире – свои мысли, представления, имеющуюся у нас информацию. А еще серьезно поговорить с вами. Как без согласования с нами записало в программу руководство Союза журналистов, русский язык – великий и могучий. Я когда увидел это, сразу подумал: «Раз уж он такой великий и могучий, то почему он так быстро теряет свои позиции?». Вячеслав Никонов, председатель Фонда «Русский мир», сказал, что никогда в истории ни один язык так стремительно не терял своих позиций. За последние 20 лет наш великий и могучий язык потерял 20 миллионов говорящих на нем. Что делать?

С моей точки зрения, когда речь идет о языковой политике России, в ней можно выделить следующие основные сегменты. Во-первых, это русский язык как государственный. Русский язык в национальных республиках (у нас многонациональная страна, и не все рождаются русскоговорящими). Дальше – языки коренных народов России. У нас уникальная страна, на ее территории используются 180 языков, и это не языки мигрантов, как в Канаде (Канада считает себя самой многоязычной страной – они говорят, что там 278 языков, но коренных языков всего 7, а у нас – 100). Еще один вопрос – это продвижение русского языка в мире. И я думаю, что мы должны начать говорить об иностранных языках в России. Нельзя удовлетворяться знанием только своего языка или двух языков в случае российских граждан, которые не являются этническими русскими (они билингвы, знают два языка). Жизнь показывает, что нужно изучать другие языки. Как у нас с этим обстоят дела?

Нам бы хотелось с вами посоветоваться. Мы мечтаем о живом, неформальном общении. Нам нужны ваши мнения, ваши суждения, ваши предложения, советы, ваша помощь в освещении этой темы, в привлечении к ней общественного внимания, в популяризации проблемы и популяризации того, что делается в стране. Потому что на самом деле русские люди и вообще все россияне, на мой взгляд, в сравнении с другими народами мира очень плохо представляют свою собственную страну. Тому, конечно, есть свои причины: мы мало ездили за границу, тридцать лет назад дико идеализировали весь окружающий мир. Сейчас уже, наверное, не так идеализируем, но тем не менее всё равно на рациональном уровне знаний о том, какие у России плюсы, какие минусы, что ни в коем случае нельзя потерять и что нужно усиливать – таких знаний нам сильно недостает в сравнении с другими странами, особенно западными.

Перед Вами сегодня выступят интересные, высококвалифицированные специалисты, которые занимают первые позиции в соответствующих секторах. Я представляю их.

Людмила Александровна Трубина, проректор Московского педагогического государственного университета, головного педагогического вуза страны; Андрей Владимирович Щербаков, декан факультета филологии Института русского языка имени А. С. Пушкина, головного учреждения, перед которым стоит задача продвижения русского языка в мире; Татьяна Анатольевна Мурована, много лет работавшая в ЮНЕСКО и ассоциированных структурах, бывший замначальника Управления научного сотрудничества, молодежных и коммуникационных программ Россотрудничества, сейчас сотрудник московского Института ЮНЕСКО по информационным технологиям в образовании; Сергей Дмитрий Бакейкин, заместитель председателя Российского комитета программы ЮНЕСКО «Информация для всех», исполнительный директор Межрегионального центра библиотечного сотрудничества – московской неправительственной организации, которая всем эти занимается.

Наш сегодняшний круглый стол – первое публичное мероприятие для журналистов. Эта проблематика обычно обсуждается на парламентских часах в Парламенте, на заседаниях определенных комитетов в Госдуме, а вот чтобы народ пишущий, народ, формирующий общественное мнение, эту тему обсуждал, мне кажется, что это впервые, хотя я, конечно, специального анализа не проводил.

Реплика из зала

Всё очень хорошо, но только бы не хотелось, чтобы это осталось просто словами. Хотелось бы, чтобы всё, что мы говорим, нашло применение. А то просто сейчас пообщаемся, выпустим пар – и всё.

Е. И. Кузьмин

Что значит «выпустим пар»? Мы обменяемся своими мнениями. Здесь присутствуют журналисты из разных регионов России, со своим жизненным опытом, из разных стран – коллеги из Афганистана, из Болгарии. И потом, этот круглый стол проходит в рамках более крупного проекта – «Проведение круглых столов на тему языковой политики России и положения русского языка в мире». Сегодня у нас первая проба пера. Следующий круглый стол будет в ИТАР-ТАСС 17 ноября. Я вас на него приглашаю. Кто может приехать, скажите мне, мы направим вам приглашения. Я надеюсь, что там уже будет более высокий политический уровень – представители Госдумы, министерств, Администрации Президента, дипломаты, в том числе и зарубежные. Не знаю, как получится. Третий круглый стол будет в рамках Санкт-Петербургского культурного форума 2 декабря. Помимо проведения круглых столов, в рамках этого проекта запланирован выпуск двух сборников информационно-аналитических материалов по соответствующей проблематике. И если это всё будет собрано вместе, то это уже не только пар, что-то останется и за пределами наших аудиторий будет кому-то известно.

К нам пришел еще один выдающийся человек – Генрих Юшкявичюс. Он был одним из руководителей телевидения в Советском Союзе, потом занимал руководящий пост в ЮНЕСКО. Это человек, который фактически создал направление коммуникации и информации в ЮНЕСКО. Выдающийся человек, с которым я лично работаю почти двадцать пять лет. Первый в мире, кто поддержал мою идею создать компьютерную библиотечную сеть России. Я тринадцать лет был в Министерстве культуры начальником отдела библиотек, и мы в начале 90-х годов поставили перед собой такую задачу. В России все смеялись и говорили, что этого никогда не будет. Первым человеком, который это дело поддержал и сказал: «Вот этим и нужно заниматься», был Генрих Юшкявичюс. Когда я приехал в Министерство культуры и сказал: «Вот вы не поддерживаете, не понимаете, а ЮНЕСКО поддержало», мне сказали: «Ну, если ЮНЕСКО поддержало, то тогда и мы будем поддерживать».

Итак, давайте начнем разговор.

Я полагаю, что обсуждение проблем русского языка было бы правильно погрузить в контекст общей языковой ситуации в России. С одной стороны – это вежливо, а с другой – правильно. Потому что, повторюсь, языковая политика России не ограничивается проблемами только русского языка, хотя вопрос русского языка – один из ключевых, и по остроте с ним может сравниться только вопрос о языках народов России, которые находятся в опасности, а некоторые – на грани исчезновения в силу малочисленности их носителей. Если вы не возражаете, то я попробую эту общую ситуацию за 10 минут изложить. Ее, как показывает жизнь, люди не очень хорошо представляют. Если вы против, то можем сразу говорить о каких-то других темах. Зададим рамки. Давайте я сейчас расскажу, потом выступят мои коллеги, и мы начнем живое обсуждение.

Моя презентация называется «Многоязычие: языковая политика в России». Создана она на основе изученных материалов, а также ракурс этой проблемы был задан нашей деятельностью в раках совместной работы России и ЮНЕСКО по продвижению языков в электронной среде, созданию языкового разнообразия в киберпространстве. В мире используется 7 000 языков; по оптимистическим прогнозам к концуXXI века останется половина из них, по пессимистическим – только 10%. Остальные языки уйдут из нашей жизни.

О том, что Россия – страна многоязычная, почти не известно за пределами нашей страны. Раньше, когда существовал Советский Союз, наверное, многие в мире знали или как-то догадывались, что это была не просто огромная, но огромная многонациональная страна. Но как я убедился в последнее время, очень мало людей и тогда отдавали себе в этом отчет, и сейчас осознают, что Россия – а по численности населения это половина Советского Союза – это тоже очень многонациональная страна. Во всяком случае, почти все из моих образованных зарубежных коллег, даже европейцы, именно от меня впервые и с искренним удивлением узнавали, что в России проживают не только этнические русские. Все европейцы понимают, что в России, как и в любой крупной стране, должно, по идее, находиться много иммигрантов. Они догадываются, что со времен Российской империи и Советского Союза на территории современной России может существовать много диаспор. Но их удивлению почти нет предела, когда я им говорю, что в России, кроме этнических русских, проживают еще 100 других коренных народов. Коренными народами России я называю те народы, которые или исторически сформировались в границах нынешней территории нашей страны, или преимущественно на ней проживают в течение многих столетий и при этом вне России не имеют ни государственных образований, ни больших ареалов расселения.

Поразительно другое. То, что даже и в нашей стране люди не слишком отдают себе в этом отчета. Признаюсь, я и сам открыл для себя это огромное языковое разнообразие России во всей его полноте сравнительно недавно – только в 2006 году, когда по просьбе Комиссии Российской Федерации по делам ЮНЕСКО начал профессионально заниматься проблемами многоязычия в киберпространстве. Безусловно, все люди в России прекрасно знают, что страна у нас многонациональная. Но когда я спрашиваю у своих знакомых в России, даже у университетской публики, сколько же все-таки у нас в стране проживает коренных народов и на скольких языках они говорят, то чаще всего вижу на лицах растерянность. Точно почти никто не отвечает. Более того, даже наш президент Владимир Путин, год назад с гордостью говоря о том, что Россия сохранила и развивает языки почти всех своих коренных народов, счел необходимым добавить, что и он сам с удивлением узнал об этом совсем недавно.

У нас по-прежнему довольно хорошая система образования, и это известно во всем мире, у нас с детства изучают историю, географию, обществоведение, но на таком замечательном и знаменательном факте у нас почему-то не сосредоточиваются. Я считаю это огромным упущением. Мы привыкли гордиться нашей великой историей, нашими серьезными достижениями в искусстве, культуре, науке, в освоении космоса и в разных других сферах. Но только сейчас, как мне представляется, мы начинаем по-настоящему осознавать, что обладаем не только огромным культурным наследием, но и огромным культурным разнообразием. И только сейчас мы начинаем этим всерьез гордиться. А раньше на это как-то не обращали внимания, это казалось чем-то само собой разумеющимся: разве может быть иначе?

Сейчас, когда мы стали много ездить по миру и сравнивать Россию с другими странами, мы начинаем гораздо лучше понимать и больше ценить нашу собственную страну. Когда на политическом уровне в других странах, во всём мире мы слышим так много призывов к толерантности, к соблюдению прав национальных меньшинств, нам становится все более очевидным: Россия не просто толерантно относится к правам национальных меньшинств, а всячески, на протяжении всей своей истории, сознательно и целенаправленно – не на словах, а на деле – содействовала сохранению их культурной самобытности и идентичности, сохранению и развитию их языков.

Почти на всех языках коренных народов России у нас в стране издаются книги и периодика, осуществляется преподавание (по крайней мере, в начальной школе), ведется теле- и радиовещание, создаются и развиваются информационные ресурсы в Интернете. Все языки изучаются, тщательно документируются. Ко всем языкам относятся как к огромной ценности. Российское государство и российское общество уделяет этому самое пристальное внимание. И так происходит потому, что у нас давно уже не делят людей по национальному признаку – в этом смысле у нас нет людей первого сорта и людей второго сорта. У нас все люди – братья. В СССР меня с детства – и родители и в школе – учили, что все люди – братья. Грузины – братья, азербайджанцы – братья, казахи – братья, латыши и литовцы – братья. Более того, мы искренне считали, что нам и поляки – братья, и чехи, и венгры, и все другие люди из социалистических стран. Не говоря уже об украинцах и белорусах.

Я считаю это значительным достижением, которого, как мне кажется, нет ни у одной другой крупной многоязычной страны.

Россия является не только одной из самых многонациональных и многоязычных стран мира. Это еще и одна из самых поликонфессиональных стран. У нас исторически распространено не только христианство и мусульманство. У нас распространены и иудаизм, и язычество. Более того, у нас есть два компактно проживающих буддистских народа – буряты и калмыки. Когда у европейцев спрашиваешь, есть ли в Европе буддистский народ, они, не задумываясь, говорят, что нет. Но такой народ в Европе есть. Это калмыки – потомки монгольских племен, мигрировавших в конце XVI – начале XVII веков из Центральной Азии на Нижнюю Волгу и в Северный Прикаспий. И у них сегодня есть свое национально-государственное образование в составе Российской Федерации – Республика Калмыкия.

Уважение и братские чувства ко всем нашим коренным народам, осознание того, что все они наши братья, – вот первооснова того, почему в России уважаются и сберегаются их языки.

Прежде чем далее продолжить тему о языках, на которых говорят в России, обратимся к ее национальному составу.

По данным переписи 2010 года, в России проживают 142 856 536 человек,представляющие 245 этносов, из которых 100 – коренные народы нашей страны.

Говоря на английском языке о национальном составе Российской Федерации, важно различать две разные сущности: 1) этнические русские и 2) все граждане России (все население России. В английском языке и в англоязычной литературе для обозначения этих двух сущностей чаще всего используется только одно слово“Russians”, которое рядовыми читателями и телезрителями (неспециалистами по России) чаще всего понимается как «этнические русские» (ethnic Russians), то есть одновременно указывает и на этническую принадлежность и на гражданство.

В современном русском языке для обозначения и различения этих разных сущностей существуют два разных понятия: 1) «русские» («russkie») – чаще всего под этим понимаются «этнические русские» и 2) «россияне» («rossiyane»), то есть все граждане России (этот термин имеет однозначное толкование, он указывает только на гражданство, на принадлежность к России, но никак не на этническую принадлежность).

Неоднократно бывая в США, разговаривая там с американцами, будь то мужчина или женщина, на тему их национальности и выяснив, что их дедушки с бабушками были, к примеру, итальянскими эмигрантами, а родители его (ее) супруга (супруги) тоже родом из Италии, я пытался всякий раз им сказать «Но какие же вы американцы? Вы итальянцы, живущие в Америке!» И всякий раз все они мне бурно возражали: «Нет! Мы американцы! Мы не итальянцы! Это наши предки были итальянцами».

В Америке все – американцы. А в России дела обстоят совсем иначе.

Находясь в России или осуществляя коммуникацию на русском языке, представители коренных народов России (будь то татары, якуты, удмурты, чеченцы, калмыки или все остальные) на вопрос об их национальности, заданный им на русском языке, никогда не ответят, что они русские. Они скажут: мы татары, мы якуты, мы удмурты, мы чеченцы, мы калмыки. Собираясь вместе, татары, якуты, удмурты, чеченцы и калмыки также никогда не скажут «Мы русские». Они скажут: «Мы россияне». Но, будучи за границей, особенно в англоязычной стране, или просто ведя разговор на английском языке, они, скорее всего (чтобы не вдаваться в детали и не провоцировать дополнительных вопросов), определят себя как «Russians», а не как россияне («Rossiyane»), поскольку в английском языке для определения этого сущностного различия нет понятия «россияне».

Важно понимать, что государственное и административно-территориальное устройство страны может стимулировать сохранение национальной идентичности миноритарных народов и их национальных языков, а может способствовать ассимиляции этих народов и дальнейшей маргинализации их языков. Унитарное устройство страны с полиэтническим населением усиливает и ускоряет унификацию культур, вытеснение на обочину всех языков, кроме государственного. Федеративное государство, напротив, сдерживает процессы отмирания языков и даже может способствовать их развитию.

Россия (Российская Федерация) является сложно устроенной федерацией, объединяющей 85 субъектов, в число которых входят 46 областей, 9 краев, 22 республики, 4 автономных округов, 1 автономная область.

Области – это административно-территориальные единицы, где не просто доминируют этнические русские: в них нет выраженных мест компактного проживания других этносов или число их представителей весьма незначительно (менее 1 %).

Края – это крупные административно-территориальные единицы, в состав которых входят автономные округа с местами компактного проживания малых этносов.

Республики – это субъекты РФ, в которых в сопоставимых пропорциях проживают не только русские, но и другие, наиболее крупные (в масштабах РФ) этносы. Название республикам дают имена этих этносов. Например, Республика Татарстан называется так, потому что в ней исторически проживает татарский этнос, Республика Бурятия берет свое название от бурятов и т.д. Республики в составе РФ имеют собственные конституции и обладают большей самостоятельностью и независимостью от центрального (федерального) правительства, чем края, области и автономные округа.

Большинство крупных или сравнительно крупных коренных народов России имеют свои национально-государственные образования (автономии) – в России они называются субъектами Российской Федерации.

Автономии тюркских народов:

Республика Тыва – тувинцы составляют здесь 77 % населения;

Республика Чувашия – 70 % населения здесь составляютчуваши и татары;

Республика Башкортостан – 57 % составляютбашкиры, татары, чуваши;

Республика Татарстан – 56 % (татары, чуваши);

Республика Саха (Якутия) – 47 % якуты;

Карачаево-Черкесская Республика – 44,3 %(карачаевцы и ногайцы);

Республика Алтай – 40 % (алтайцы);

Республика Дагестан – 20,6 %(кумыки, ногайцы и азербайджанцы);

Кабардино-Балкарская Республика – 14,8 %(балкарцы, татары, турки);

Республика Хакасия – 12 % хакассцы.

Автономии финно-угорских народов:

Республика Марий-Эл – марийцы составляют в этой республике 43,9 %;

Республика Мордовия – 40 % (мокшане и эрзяне);

Республика Удмуртия – 28 %(удмурты);

Республика Коми – 23,7 %(коми);

Ненецкий автономный округ – 18%(ненцы);

Республика Карелия – 9,3 % (карелы, финны, вепсы);

Ямало-Ненецкий автономный округ – 5,9 % (ненцы);

Ханты-Мансийский автономный округ – 1,9 % (ханты и манси).

Кроме того, как уже было сказано выше, в состав Российской Федерации входят как самостоятельные субъекты Республика Калмыкия, а также Республика Бурятия, Чукотский автономный округ.

Во всей России прикладываются целенаправленные усилия по сохранению культурного и языкового разнообразия. Но наиболее масштабно и активно работа по поддержке многоязычия ведется в республиках в составе Российской Федерации – прежде всего, по повышению статуса языков титульных наций.

По общему правилу государственными языками республики в составе Российской Федерации признаются русский язык и язык титульной нации, давшей название республике, несмотря на то, что в ряде случаев эта титульная нация может быть в республике этническим меньшинством. Так, например, в Республике Башкирия, одном из самых больших субъектов РФ, где проживает около 4 млн чел., собственно башкир лишь 30 %, в то время как русских – 43,6 %.

В ряде республик государственными языками признаются два и более языков, функционирующих в данной республике. К примеру, в Республике Кабардино-Балкария статус государственного, помимо русского, имеют кабардино-черкесский и карачаево-балкарский языки. В Республике Мордовия – языки мокша и эрзя.

Республика Саха (Якутия) – одно из уникальных мест в мире в отношении сохранения языков. Здесь не только развивается язык небольшой титульной нации (якутский), но и сама эта титульная нация заботится о поддержании языков коренных малочисленных народов Севера. Эвенский, эвенкийский, юкагирский, долганский, чукотский языки, несмотря на малочисленность их носителей, в Республике Саха (Якутия) признаны официальными языками.

Интересен и в известной степени уникален пример расположенной на Северном Кавказе Республики Дагестан, где проживают представители более 120 национальностей, но не существует официально признанной «титульной нации». Ее политическими атрибутами наделены в настоящее время 14 коренных народов Дагестана, языки которых принадлежат к трем языковым семьям: дагестанско-нахская ветвь иберийско-кавказской семьи языков; тюркская группа алтайской языковой семьи; индоевропейская языковая семья. В Конституции Республики Дагестан указывается: «Государственными языками Республики Дагестан являются русский язык и языки народов Дагестана», но при этом не дается перечисления ни дагестанских народов, ни дагестанских языков. Это обусловлено отнюдь не пренебрежением к этим вопросам, а, напротив, слишком высокой их значимостью в данной республике. Как утверждают некоторые дагестанские авторы, жизнь здесь неоднократно доказывала, что любая попытка создания такого законодательно закрепленного закрытого перечня народов и языков неизбежно вызовет волну протестов и принципиально неразрешимые споры. Сложность языковой ситуации в этой республике обусловлена еще и тем обстоятельством, что до сих пор до конца не определено, сколько языков насчитывается в Дагестане на сегодняшний день: как правило, говорят примерно о 60 самостоятельных вербальных языках. Дагестан – это горная республика, и здесь шутят, что на каждой горе живут разные народы и у каждого свой язык.

Установление государственных языков не означает забвения иных языков народов, населяющих Россию. Всем им гарантируется право на сохранение родного языка, создание условий для его изучения и развития. В Республике Татарстан много делается для сохранения культуры и языков проживающих здесь башкир, удмуртов, чувашей. В Республике Чувашия много делается для татар, башкир и т.д. Аналогичные процессы происходят и в Башкирии. Три этих республики, где коренное население тюркоязычное, мирно соседствуют с двумя республиками, где коренное население говорит на угро-финских языках (Удмуртия и Мордовия) и где также много делается для сохранения татарского, башкирского и чувашского языков.

Уникальность России заключается еще и в том, что почти 40 (!) языков коренных народов в национальных республиках имеют статус государственных и официальных.

Государственный язык России – русский. Это наиболее распространенный язык, богатый, выразительный, с более чем тысячелетней письменностью, на нем созданы великая литература, наука, система образования. На русском языке осуществляется и государственный документооборот. Практически на всей территории России русский язык используется и как язык межнационального общения. Во многом до сих пор в этом качестве он используется и в республиках бывшего СССР – ныне независимых государствах.

Русский язык в России считают родным более 127 млн человек, им также свободно (в той же степени, как и языком своего этноса, а зачастую и лучше, иногда даже лучше, чем многие этнические русские) владеют большинство представителей иных национальностей, а 13 миллионов из них даже считают его родным. Не все представители коренных народов владеют своими национальными языками, особенно те, которые родились, выросли и живут в крупных городах.

Помимо русского, наиболее распространенными в России являются четыре языка: татарский (5,35 млн носителей), башкирский (1,38 млн), чеченский (1,33 млн), чувашский (1,33 млн).

Есть 9 языков, на которых говорят от 400 тысяч до 1 миллиона человек: аварский (785 тыс.), кабардино-черкесский (588 тыс.), даргинский (504 тыс.), осетинский (494 тыс.), удмуртский (464 тыс.), кумыкский (458 тыс.), якутский (456 тыс.), марийский (451 тыс.), ингушский (405 тыс.).

Есть 15 языков коренных народов России, на которых говорят от 50 до 400 тысяч человек. Это лезгинский (397 тыс.), бурятский (369 тыс.), карачаево-балкарский (303 тыс.), тувинский (243 тыс.), коми (217 тыс.), цыганский (167 тыс.), калмыцкий (154 тыс.), лакский (153 тыс.), адыгейский (129 тыс.), табасаранский (128 тыс.), коми-пермяцкий (94 тыс.), ногайский (90 тыс.), алтайский (66 тыс.), карельский (53 тыс.), хакасский (52 тыс.) языки.

Безусловно, в масштабах всей России языки всех ее коренных народов являются миноритарными и в той или иной мере подвержены маргинализации, поскольку представитель какого-либо из коренных народов, владеющий только своим родным и не владеющий в совершенстве русским языком не может рассчитывать ни на серьезный карьерный успех, ни на полноценную самореализацию, если его деятельность хоть как-то связана с интеллектуальной сферой.

Более трети всех функционирующих на территории России языков в большей или меньшей степени находятся в опасности или под угрозой исчезновения – в первую очередь это относится к языкам тех этносов, которые насчитывают менее 50 тысяч представителей. Прежде всего, это коренные малочисленные народы Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока:

· 25–50 тыс. чел. – ненцы (41 302 чел.), эвенки (35 527 чел.), ханты (28 678 чел.);

· 10–25 тыс. чел. – эвены (19 071 чел.), чукчи (15 767 чел.), шорцы (13 975 чел.), нанайцы (12 160 чел.), манси (11 432 чел.);

· 1–10 тыс. чел. – коряки (8743 чел.), вепсы (8240 чел.), долганы (7261 чел.), нивхи (5162 чел.), тувинцы-тоджинцы (4442 чел.), селькупы (4249 чел.), ительмены (3180 чел.), кумандинцы (3114 чел.), ульчи (2913 чел.), сойоты (2769 чел.), телеуты (2650 чел.), теленгиты (2399 чел.), саамы (1991 чел.), эскимосы (1750 чел.), удэгейцы (1657 чел.), тубалары (1565 чел.), юкагиры (1509 чел.), кеты (1494 чел.), чуванцы (1087 чел.);

· менее 1 тыс. чел. – челканцы (855 чел.), тофалары (837 чел.), нганасаны (834 чел.), орочи (686 чел.), чулымцы (656 чел.), алеуты (540 чел.), камчадалы (2293 чел.), негидальцы (567 чел.), ороки /ульта/ (346 чел.), тазы (276 чел.), энцы (237 чел.), кереки (4 чел.).

Несмотря на то, что языкам и культурам этих народов уделяется особое внимание со стороны российских властей всех уровней, существует риск их вымирания, который нельзя недооценивать.

У человека, мало осведомленного о том, что такое многонациональная Россия, легко может возникнуть соблазн предположить, что миноритарные языки находятся под угрозой, потому что говорящие на них этносы на протяжении последних веков растворялись и продолжают растворяться среди этнических русских. Но это не совсем так. Если говорить о коренных малочисленных народах Крайнего Севера, то иногда это совсем не так. Зачастую они ассимилировались и ассимилируются с такими же коренными малочисленными народами Крайнего Севера, но только более крупными. Покажу это на примере керекского, корякского и чукотского языков.Все они относятся к чукотско-камчатской группе палеоазиатских языков.

Кереки– это один из палеоазиатских народов, проживающий на самом Крайнем Северо-Востоке России, на Чукотке. В ходе общероссийской переписи населения в 2010 году кереками себя назвали только 4 человека. В 1897 году их было 102 человека, в 1959 году – около 100 человек, в 2002 году оставалось 8 человек. Археологи датируют возникновение самобытной древнекерекской археологической культуры с 1-й половины 1-го тысячелетия до н. э.

Проживали кереки в XX веке на Чукотке в нескольких поселках – отдельными семьями, но совместно с чукчами. Чукчи – это самый крупный коренной этнос континентальной Чукотки, который сформировался здесь на рубеже IV–III тысячелетий до н. э. В масштабах России чукчи – малочисленный народ. В масштабах Чукотки это народ-гигант. Численность чукчей за последние годы даже несколько увеличилась. По данным Всероссийской переписи населения 2002 года, она насчитывала 15767 человек, по данным переписи 2010 года – 15908 человек.

Неудивительно, что кереки были почти полностью ассимилированы чукчами в XX веке. В последние десятилетия кереки говорили в основном по-чукотски, в меньшей степени – по-русски; керекский язык сохранялся пассивно.

Поскольку Чукотский автономный округ граничит с Корякским автономным округом, керекский язык близок к корякскому языку, некоторые ученые даже считают его одним из диалектов корякского. Да и самих кереков в прошлые столетия нередко относили к корякам.

Коряки, как и чукчи, – это еще один коренной малочисленный (около 9 тыс. чел.) народ Крайнего Севера, в основном компактно проживающий на севере полуострова Камчатка. Сегодня коряки говорят в основном по-русски, но при этом около 2 тыс. чел. еще сохраняют корякский язык.

Керекский язык, ввиду крайней малочисленности его носителей, остался бесписьменным. Его краткое научное описание впервые было осуществлено только в 1954 –1956 годах.

А вот корякский и чукотский язык имеют письменность, она на них была создана в 1931 году.

Понятно, что язык сохраняется не только тогда, когда на нем не только говорят, но и его изучают. Лучше, чтобы это был язык не только изучения, но и обучения (преподавания). Очевидно, что осуществить преподавание всех или даже части предметов на корякском и чукотском практически нереально. Но обеспечить изучение этих языков удалось.

В результате корякский язык изучают на уровне 1–2 классов (хотя при этом используется только один из его диалектов). Учителей корякского языка готовят в педагогическом училище в столице Корякского автономного округа – поселке Палана. На нем издано 35 учебных пособий. Затрудняет развитие литературного корякского языка наличие множества его диалектов.

Чукотский язык как язык более крупного этноса используется в образовании более серьезно. В течение длительного времени он являлся предметом преподавания в 1–4 классах начальной школы. В 1993 году было принято решение о преподавании чукотского языка в национальных школах с 1 по 11 класс, и к настоящему времени подготовлены учебники чукотского языка для 1–6 классов.

При этом чукотский язык как предмет преподается не только на территории Чукотского автономного округа (в Анадырском высшем педагогическом училище, Анадырь – столица этого округа), но и за его пределами – на территории двух других субъектах РФ: в национальном колледже в пос. Черский в Республике Саха (Якутия) и в Международном педагогическом университете в г. Магадане.

Издаваемые в Чукотском и Корякском автономном округах газеты имеют приложения и страницы на чукотском и на корякском языках. На обоих языках ведутся теле- и радиопередачи, выходит общественно-политическая и художественная литература, как переводная, так и оригинальная, которая зародилась на них в 1930-е годы и получила развитие в 1970-е. В советское время все образованные люди в СССР знали имя чукотского писателя Юрия Рытхэу и читали его произведения, которые переведены не только на русский, но и с русского – на ряд европейских языков.

Очень важно отметить, что оба этих языка – корякский и чукотский – изучаются как отдельный предмет в одном из самых престижных российских университетов в Санкт-Петербурге, а именно в Институте народов Крайнего Севера Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена.

В последние годы в связи с мощными миграционными потоками все большее распространение в России получают языки народов бывшего СССР – азербайджанский, армянский, таджикский, киргизский, узбекский, молдавский, а также языки других стран – китайский, вьетнамский и другие. На каждом из них в России сегодня говорят сотни тысяч, если не миллионы людей.

Но эти языки в рамках данной презентации не рассматриваются как языки народов России, поскольку у этих народов есть своя государственность за пределами России. У армян – Армения, у азербайджанцев – Азербайджан и т.п.

Всё вышесказанное не означает, что в России нет языковых проблем – ни с сохранением языков, ни с их изучением и преподаванием, ни с их распространением. Эти проблемы есть, и их немало. Они сложны во всех отношениях – политическом, культурном, образовательном, воспитательном, просветительском, этическом и экономическом (сохранение языков – дело высоко затратное!).

И это отнюдь не только проблемы миноритарных языков, которые являются миноритарными в масштабах всей России, но на территории своего распространения (в том числе на территории конкретной автономии), зачастую являются языком большинства.

Но это и проблемы сохранения и изучения русского языка.

Одна из таких проблем заключается в том, что в некоторых национальных автономиях (субъектах Федерации) местные национальные языки начинают изучаться и укрепляться за счет сокращения преподавания и использования русского языка. Желание местных властей укрепить свой национальный язык приводит к тому, что порой даже русских детей начинают учить ему с четырех лет, когда они еще плохо говорят на своем родном русском.

Но обо всех этих проблемах в России открыто говорят, они широко обсуждаются. И так или иначе, быстрее или медленнее, но они как-то решаются.

Не решается другая, более общая проблема, характерная сегодня, кажется, для всего мира. Преподаватели вузов отмечают языковую деградацию каждого нового поколения студентов: «Если лет десять назад у молодежи существовала проблема изложить мысль письменно, то теперь они уже не могут ее правильно высказать».

Но это уже не столько проблема России и не каждой страны в отдельности. Это проблема всей нашей цивилизации.

Спасибо за внимание. Я вижу, что вы меня слушали, и мне это очень приятно. Если есть вопросы, то я постараюсь на них ответить.

Реплика из зала

Есть поправка. Коренных языков в Дагестане около 30, одни говорят 32, другие 28. Это языки этносов. А 14 языков – это языки национальных групп.

Е. И. Кузьмин

Знаете, я разговаривал с дагестанскими филологами. И они сказали: этот вопрос – признать язык самостоятельным или диалектом – всегда политизируется, но мне советовали использовать число 14, так как остальные – это диалекты этих языков. В любом случае, я не претендую на звание эксперта в этом отношении.

Теперь слово Людмиле Александровне Трубиной.

Л. А. Трубина

Здравствуйте, уважаемые коллеги. Я проректор крупнейшего педагогического вуза Российской Федерации, который раньше всем был известен как «Ленинский пед». И по роду своей деятельности я очень часто бываю в регионах России, и мне всегда очень приятно, что там есть выпускники нашего университета. И выпускники, и те, кто защищал у нас кандидатские и докторские диссертации, кроме того, авторы всех школьных учебников работают в нашем университете. Поэтому мы в известной степени несем очень большую ответственность за то, как сегодня в России говорят – и не говорят! – по-русски.

Когда мы сюда собирались, наши коллеги говорили: «А что там интересного? Мы всё про русский язык знаем». Это глубочайшее заблуждение. На самом деле ситуация с русским языком в России сейчас очень непростая, не говоря уже о том, что происходит за рубежом. Но, думаю, о зарубежье будет рассказывать Андрей Владимирович, а я просто хочу сказать, что мы сейчас очень мощно заявили о себе и на международной арене. Мы постоянно встречаемся за рубежом с коллегами, были в конце прошлого года в Болгарии, в Финляндии, в этом году уже в десяти зарубежных странах. С чем мы сталкиваемся? С тем, что родители по-русски говорят, а дети говорят плохо или не говорят совсем. Мы понимаем, с чем это связано, но нужно что-то делать. И то, что можем, мы делаем. Наверное, этого еще мало, но сейчас мы организуем гуманитарные экспедиции в зарубежные страны, ведем повышение квалификации. Тем не менее, всё новые и новые партнеры обращаются к нам с одной и той же просьбой: «Помогите нам исправить эту ситуацию». С одной стороны, очень приятно, что за рубежом хотят ее исправить, а с другой стороны, это показатель того, что у нас не всё благополучно с продвижение русского языка в мире.

Я бы хотела сказать, почему все-таки очень важно привлечь журналистское сообщество. Необходимо сделать так, чтобы и молодежь, и взрослые поняли: быть грамотным – это модно, читать – это престижно и т.д. И без прессы, без нашей совместной широкой работы, конечно же, будет очень трудно. Я сейчас говорю даже не о языке прессы – это отдельная тема. Я говорю о том, как отражаются в СМИ, печатных и электронных, вопросы языковой политики.

Мне как филологу очень важно, что у нас в стране почувствовали неблагополучие с русским языком. Потому что много-много лет только профессионалы говорили об этом, бились за то, чтобы вернуть изъятые из школы сочинения. Я как учитель точно знаю: школа наша прагматична, и, как только исчезли сочинения, учителя просто бросили эту работу, начиная с пятого класса. Так что вместо цельной системы обучения сочинению у нас осталась работа энтузиастов. Даже на филфаках столичных вузов студенты произносят 5–8 предложений и замолкают, потому что их много лет учили писать 5–8 предложений, 200 слов. И когда студенту говоришь: «Разверните свое высказывание», он вообще не понимает, о чем речь. Теперь на государственном уровне идет очень серьезная работа по восстановлению навыков обучения сочинению, потому что методики за эти годы уже потеряны. Надо переучить работающих учителей, надо научить тех, кто сейчас работает в наших вузах. Ситуация очень непростая, и не за один год она будет исправлена, но очень хорошо, что работа идет.

И вот, почувствовав очень серьезное неблагополучие в области владения русским языком, мы в университете приняли Концепцию единой языковой политики МПГУ. Мы теперь работаем с устной и письменной речью не только будущих учителей русского языка и литературы, и даже не только будущих работников дошкольного образования или начальной школы. Мы работаем с речью всех студентов университета. В программу всех факультетов введены речевые практики.

Мы готовы этим опытом делиться, к нам обращаются многие вузы. Вот недавно, по весне мы были в Чечне, там принята Программа по развитию русского языка. Почему эта программа принята? Одна из причин всем известна. Какие баллы они показали в ЕГЭ по русскому языку? Чуть ли не 100! А когда стали разбираться с тем, как там говорят, а уж тем более как пишут, всё стало ясно. И мы помогаем чеченским коллегам работать с русским языком.

Мне приятно рассказать, что в Якутии, о которой Евгений Иванович уже говорил, очень много работают с русским языком и русской литературой. Мы проводим секции в рамках известной акции «Шаг в будущее». Это акция Бауманского университета, который многие десятилетия отбирает по стране ребят, хорошо знающих физику, химию, математику. В последние годы выявилась необходимость интеллектуальных соревнований в области гуманитарных дисциплин, и мы забрали себе секции по литературе – я считаю, что правильно. Мы не так давно проводим эти секции, но видим, как здорово работают преподаватели Якутии, Мурманска и т.д. Видим, какие проекты привозят дети (а это дети начиная с 6–7 класса), как они интересуются гуманитарной сферой, как грамотно они говорят. У нас есть конференция «Языкознание для всех» – начиналась она с детской конференции. Какие проекты делают дети! Как они изучают русский язык, как говорят по-русски!

Мне кажется, это очень грамотно, потому что будущее русского языка в руках учителей. Вот об этом, собственно, я и хотела вам сказать. И хотелось бы отметить, что мы с вами должны быть вместе в деле реализации этой языковой политики. Спасибо.

Е. И. Кузьмин

Людмила Александровна, спасибо. Хотелось бы дополнить ваше выступление сообщением о том, что неделю назад обсуждалась концепция Национальной программы поддержки детского и юношеского чтения. Были споры о том, как ее назвать. Я, например, настаивал на том, что эта программа должна называться «Национальная программа приобщения детей и подростков к письменной культуре». Ведь чтение – это только инструмент использования богатства знаний, смыслов, база обучения. Русский язык осваивается только через чтение. В устной речи мы используем ограниченное количество слов и смыслов, наша устная речь намного более упрощена, чем письменная. И на уровне устной речи мы не можем обмениваться сложными смыслами, не используем сложную лексику, сложный синтаксис и т.д. Дети наши, к сожалению, всё меньше и меньше читают. Всё меньше читают сложную литературу. И это не только российская проблема, это проблема мировая. Во всех крупных университетах мира профессора жалуются, что, если 10 лет назад детям было трудно письменно изложить глубокие мысли, то сейчас они не могут их даже высказать. И во всем мир сейчас отмечается непонимание того, что ребенок читает, неумение сформулировать свою мысль, неумение понять услышанное и прочитанное. Некоторые говорят: «Как вы можете это доказать? Это субъективно». Но естьPISA иPIRLS – международные сопоставительные исследования читательской грамотности детей и подростков. Наши дети в возрасте 10 лет показывают самые лучшие результаты. А в возрасте 14 лет они оказываются уже на одной из последних позиций. Во-первых, это критический возраст, и именно в этот период многие из детей перестают читать, переходят в социальные сети и переписываются со сверстниками, осваивая нормы языка и мышления через общение с такими же подростками. Перенимают их не от авторитетных писателей, у которых жизненный опыт, смыслы, прекрасная литературная речь, а от ровесников. И это всё ведет к деградации не только языка – язык же отражает сознание, мыслительные способности. И очень важно Национальную программу поддержки детского чтения сопрячь с другими существующими программами. Сегодня выходит много документов и программ, касающихся и преподавания русского языка и литературы в школе. Но чтение, как Людмила Александровна справедливо отметила, не ограничивается изучением литературы в школе. Может быть отличный учитель, который блестяще преподает литературу, а дальше ребенок выходит из школы – и не читает. Он осваивает школьный курс, но больше его ничего не интересует.

Огромные проблемы связаны с продвижением русского языка в мире. И для их обсуждения я передаю слово Андрею Владимировичу Щербакову.

А. В. Щербаков

Добрый день, дорогие коллеги. Я обязательно скажу пару слов о том, что касается положения русского языка в мире и что предпринимают Россия и Государственный университет имени Пушкина для этого благого дела. Но сначала, если позволите, о положении русского языка и других языков в Российской Федерации.

Тут действительно очень много проблем, и основная, на мой взгляд, проблема все-таки кадровая, которая касается подготовки в первую очередь педагогических кадров. Речь идет не только об учителях русского языка и литературы, но и об учителях родных языков и литератур национальных или других административно-территориальных образований. И вот один такой пример: в этом году в мае и июне по инициативе Министерства образования и науки наш институт проводил диагностику знаний по русскому языку учителей начальных классов и учителей русского языка и литературы шести регионов РФ, где средний балл ЕГЭ по русскому языку ниже, чем в остальной стране. В основном это республики Северного Кавказа и Якутия. Результаты этой диагностики, конечно, серьезные. Около 40% учителей начальных классов и учителей русского языка показали крайне низкий результат. Это люди, которые плохо владеют русским языком и плохо владеют педагогическими технологиями. И это большая проблема.

Кроме того, есть еще одна большая проблема, с которой мы столкнулись, когда готовили текст утвержденной в апреле Концепции преподавания русского языка и литературы в общеобразовательных организациях Российской Федерации. Принято считать, что русский язык занимает особое положение в национальных республиках, где русский язык для определенной части детей не является родным, то есть в семьях говорят на своих языках. Но ведь эта проблема теперь касается и областей с преимущественно русскоязычным населением. И когда наши студенты, проходя практику в школе, заходят в класс, оказывает что там 30–40 % (а иногда и больше) детишек, для которых русский язык не является родным. Это очень характерно и для крупных городов, в первую очередь областных центров. А для Москвы эта проблема вообще чрезвычайно актуальна. Здесь учитель должен работать в мультикультурной, многоязычной среде, потому что одновременно ему приходится иметь дело со школьниками, для которых русский является родным, теми, для кого русский является неродным, и теми, для кого русский является иностранным. И при этом обучать их русскому языку. Это очень сложная задача, которую и педагогические вузы, и непедагогические университеты должны учитывать при подготовке преподавателей, педагогов. Это коротко. Если будут комментарии, вопросы, я позже отвечу.

Теперь то, что касается русского языка за рубежом, его положения и того, что делается для продвижения русского языка сейчас.

Начну с того, что Государственный институт русского языка имени Пушкина 50 лет назад создавался как центр обучения русскому языку как иностранному. До 2000 года у нас не было российских (или советских) граждан, которые изучали бы русский язык. Филологический факультет, деканом которого я являюсь, открылся как раз в 2000 году, а до этого студентами были исключительно иностранные граждане, которые приезжали в Советский Союз, в Россию изучать русский язык (и продолжают это делать). Кроме того, у института существовала сеть филиалов в зарубежных странах. К сожалению, эта сеть рассыпалась с распадом Советского союза. Но те центры русистики, которые были созданы за рубежом, продолжают функционировать – где-то лучше, где-то хуже. Присутствующий здесь коллега из Афганистана, наверное, скажет пару слов. Там положение русского языка, конечно, аховое. И когда делегация Российской Федерации, в которой были представители нашего Института, не так давно посещала Афганистан, они убедились, что там до сих пор русский язык изучают по учебникам, изданным 30–40 лет назад. А новых просто нет. Это действительно проблема.

Как правильно сказал Евгений Иванович и как знают коллеги, положение русского языка в мире в последнее время ухудшилось. Мы утратили позиции не только в так называемом дальнем зарубежье, но и в ближнем зарубежье, прежде всего в странах СНГ и Прибалтики. И, конечно же, в нашей стране на самом высоком уровне отдают себе отчет в том, что необходимо предпринимать усилия, чтобы эти позиции вернуть.

Что для этого делается усилиями нашего Института, конечно же, под патронатом Министерства образования и науки, Министерства иностранных дел, Россотрудничества и правительства в целом? Во-первых, это, конечно, система славянских университетов в странах СНГ: Российско-таджикский славянский университет, Российско-киргизский, Российско-армянский и т.д. Эти университеты имеют совместное финансирование со стороны России и со стороны соответствующей страны. Там готовят и филологов-русистов, и специалистов в других отраслях; обучение ведется преимущественно на русском языке. Это, конечно, очень важная составляющая, поскольку один из путей продвижения языка – через систему образования. Кроме того, с прошлого года по инициативе нашего института реализуется программа «Послы русского языка в мире». Кстати, в ней активно участвуют студенты вуза, который представляет Людмила Александровна. Что это за программа? Это программа, в рамках которой мы привлекаем русскоговорящих студентов со всей страны и даже из-за рубежа, проводим тщательный отбор, после чего отобранные волонтеры проходят обучение в нашем институте и выезжают в страны, где работают в школах, в игровой форме обучают русскому языку. В прошлом году мы посетили четыре страны. В этом году были выезды еще в шесть стран, и география будет постоянно расширяться. Если в прошлом году это были исключительно страны СНГ, то в этом году планируются такие экспедиции и в страны дальнего зарубежья, в первую очередь европейские, планируются поездки и во Вьетнам, если говорить об азиатском регионе.

Когда мы выезжали с нашими студентами-волонтерами в страны СНГ, то столкнулись с тем, что позиции русского языка действительно утрачены даже в такой республике, как Армения, с которой у нас, казалось бы, очень тесные культурные и экономические связи. В Армении русский язык изучается в школах как иностранный наряду с другими иностранными языками. Соответственно, далеко не все школьники выбирают его для изучения. И если в семьях старшее поколение еще хорошо знает русский и говорит на нем, то молодое поколение, школьники, по-русски либо вообще не говорят, либо говорят очень плохо – за редким-редким исключением. Там есть, конечно, специализированные русские классы, но это отдельная история, это капля в моря с точки зрения общей ситуации. То же самое касается и Таджикистана, и Кыргызстана, где позиция русского языка, на первый взгляд, достаточно крепкая, где действительно многие говорят по-русски. Тем более что из Киргизии, из Таджикистана многие едут в Россию работать и русский язык в той или иной степени знают. Но мы столкнулись с тем, что, хотя в школах есть русские классы и дети в 6–7 классе говорят по-русски неплохо, это дети-билингвы и они испытывают трудности с освоением определенных видов речевой деятельности. В частности, они могут хорошо коммуницировать устно, но абсолютно не могут читать и писать. Попросить их написать что-то по-русски, конечно, можно, но то, что они напишут, нельзя никак оценить. Причем, говоря о Таджикистане и Кыргызстане, я описываю положение в столицах, Душанбе и Бишкеке, а в селах, особенно удаленных, горных селах, по-русски не говорит практически никто, и русский язык в там не преподается. За 25 лет после исчезновения Советского союза мы утратили свои позиции даже в этих близких нам и культурно, и экономически странах.

Кроме того, конечно, нужно отметить, что сегодня в продвижении русского языка важную роль играют и информационные технологии, интернет-коммуникации. Здесь я не могу не сказать о ресурсе, который развивает Государственный институт русского языка имени Пушкина, – о портале «Образование на русском». Это очень серьезный, фундаментальный проект, который включает в себя множество разных частей. Там есть и программы, и различные курсы русского языка как иностранного. То есть иностранцы, желающие освоить язык самостоятельно или при тьюторском сопровождении, могут просто зарегистрироваться на портале и начать изучение русского языка. Есть там раздел, который называется «Русский язык для наших детей». Он адресован детям-билингвам и их родителям. Это дети, для которых русский является вторым родным, в семье которых кто-то владеет русским языком. Например, один родитель русский, а второй – представитель другого этноса, другой национальности, но в семье коммуникация может осуществляться на русском языке. В этом разделе есть открытые онлайн-курсы на русском языке по различным направлениям – не только филологического характера, но и курсы по машиностроению, авиамоделированию и т.д. Это большой ресурс, который мы активно развиваем и постоянно совершенствуем. Если говорить об уровневом изучении языков, то сейчас там выложены курсы от А1 до С1, и мы уже завершаем работу над уровнем С2. По международной классификации это фактически уровень носителя языка. Все материалы, методические, контрольные задания и прочее там есть. Есть на портале и курс, адресованный преподавателям русского языка как неродного и как иностранного, чтобы они могли проходить повышение квалификации.

И последнее, что нужно сказать. Наше государство, в том числе и силами преподавателей нашего института, делает всё, чтобы действительно укрепить, улучшить позиции русского языка за рубежом. Расскажу просто о двух примерах.

Во-первых, мы сейчас создаем клуб выпускников нашего института. И 4 октября в Москву из США, Канады, Австралии, Франции, Германии, Италии и некоторых других стран прилетают выпускники нашего института, которые завершили обучение 30 лет назад и изъявили желание по своей инициативе собраться и отметить 30-летие выпуска. И мы, конечно, совмещаем это всё с 50-летием института, который также отмечается в этом году. Так что мы рассматриваем наших выпускников как своего рода агентов влияния за рубежом, потому что это действительно люди, влюбленные в русский язык и в русскую культуру. Конечно же, нам важно поддерживать с ними связь и транслировать новации, которые связаны с изучением русского языка и обучением ему.

А второй момент, тоже очень важный, – это свидетельство особого внимания со стороны государства к проблемам продвижения русского языка. В октябре в Париже, на набережной Бранли будет открыт Центр по изучению русского языка и обучению русскому языку, ориентированный в первую очередь на детей-билингвов. Преподавать там будут сотрудники нашего института. И открываться этот центр будет в присутствии Президента Российской Федерации. Это, с одной стороны, возлагает на нас определенные обязательства и создает дополнительные сложности, причем весьма существенные, но, с другой стороны, как раз свидетельствует об особом внимании со стороны высшего руководства к проблеме продвижения русского языка.

Это всё, что я хотел рассказать. Если будут какие-то реплики, вопросы – пожалуйста

Реплика из зала

Вы сказали, что в Афганистане учебники 30-летней давности. Но мне кажется, что эти учебники гораздо лучше тех, которые сейчас, разве нет?

А. В. Щербаков

Хороший вопрос. С одной стороны, что касается методики обучения русскому языку как иностранному и неродному, в советское время существовал отдельный подход и вообще целый институт продвижения русского языка в национальной школе, издавался соответствующий методический журнал и т.д. И, конечно же, я и многие мои коллеги ратуем за то, чтобы в той или иной форме вернуть именно эти традиции. Мы общались с коллегами из национальных республик – Дагестана, Чечни, Ингушетии, и они говорили: «Представляете, мы, учителя русского языка, приходим в класс и работаем по учебнику русского языка как родного. И каких результатов вы хотите?». И это совершенно резонный вопрос.

А вот в том, что касается изданных давно учебников, возможно, какие-то элементы стоит взять и адаптировать под современные реалии, потому что в этих учебниках, сами понимаете, содержательные тексты не всегда соответствуют сегодняшней действительности. Но в целом методические подходы, методические рекомендации, конечно же, сохраняют свою актуальность если не на 100 %, то на значительную часть.

Л. А. Трубина

А могу я подключиться к этой дискуссии? Я не соглашусь, что нужно вернуть в школы учебники 30-летней давности. Думаю, что мы все понимаем, о чем говорим. Мы говорим о фундаментальности, о стройной системе обучения, которую действительно надо вернуть. Но дети уже изменились. И я не думаю, что нужно именно те учебники вернуть. Дети другие, они не воспринимают развернутые тексты. И методики работы сегодня другие. Сейчас самая большая сложность как раз состоит в том, чтобы создать учебники, которые бы соединили лучшие традиции советской школы (мы не просто ею гордимся, она действительно во многом была лучшей!) с этими новыми вещами, методиками, соответствующими психологическим особенностям современных детей. Психологи подтверждают, что дети стали совершенно другими – хотим мы этого или нет. Поэтому если уж учебники 30-летней давности, то осовремененные, с использованием новых технологий.

Е. Бадякина

Я преподавала английский язык в Ереване, в школе имени Белинского. В прошлом году я была в Армении и написала большую статью «Армения – далекая и близкая» (у нас на сайте ее можно найти). И половину статьи я посвятила именно проблеме русского языка. В Армении есть прекрасный русский театр имени Станиславского, он заброшен, он беспомощен. Где наше Россотрудничество, где остальные структуры? Русский язык ведь не ограничивается только школой. Мне рассказывали, что и у Славянского университета тоже большие проблемы.

Нужно действовать комплексно – и через Россотрудничество, и через поддержку местных изданий. Есть же русские газеты: «Голос Армении», «Урарту». Они остались совершенно без помощи России, выживают, как могут. Нужно и газетам помогать, и русским театрам в республиках СНГ. В Грузии есть великолепный театр Шота Руставели, где ставят спектакли на русском языке. Он практически обезлюдел. Я общалась с актерами: они бедствуют, бросают работу. А ведь это носители русского языка! Вот люди приходят в театр – и слышат прекрасную русскую речь. В этом театре в Армении звучит такая русская речь, которую я в московских театрах не слышу. Я была потрясена и, когда вернулась, я московский бред слушать просто не могла.

Нужно поднимать театры, русские газеты, остатки телевизионных программ на русском языке. Одни школы не решат проблему. Школы – это такой маленький сегмент, очень важный, базовый для детей. Но и среднее поколение, и подростков терять нельзя. Американцы работают с английским великолепно, очень активно – им надо отдать должное: молодежные центры продвижения английского языка, американские флаги развеваются. Я считаю, что они полностью занимают наши позиции: туда, откуда русский язык уходит, приходит американец и приходит английский язык. И всё, русского там больше не будет никогда. Выжженное поле! Это вопрос не только филологический, но и политический.

Е. И. Кузьмин

Я бы хотел ответить на вашу реплику о том, что мы уходим, а американцы приходят. Раньше мы уходили, а сейчас нас выдавливают! И мы отдаем должное тому, как американцы настойчиво делают свою работу. Они уже давно осознали, что их власть идет через язык.

Э. М. Тамим

Здравствуйте, дорогие друзья. Я являюсь председателем Ассоциации молодежи Афганистана. Магистратуру я закончил по международному праву, а диссертацию защитил по истории международной политики в РУДН. Андрей Владимирович сказал: «Наши агенты везде, они стараются для русского языка». Но мы не агенты. Мы любители русского языка.

Два года назад мы создали свою ассоциацию и подумали, почему бы не открыть курсы русского языка. В Афганистане есть две кафедры: кафедра русского языка в Кабульском университете и кафедра в Политехническом университете, который был создан еще Советским Союзом.

Я помню первый день, когда мы дали объявление по Интернету. Три молодых человека пришли в наш офис и начали изучать русский язык.

Наши преподаватели – это афганки, которые родились и выросли в Москве. Они закончили русские школы, у них нет высшего образования, но они взялись за это дело. Сейчас у нас русский язык изучают 200 человек. В «Facebook» у нас 56 000 подписчиков. В Кабуле курсы русского языка открыты только в одном районе, но из всех районов города нам пишут: «А когда появятся курсы в нашем районе?». Общественного транспорта нет, и не все могут дойти до того района, где идут курсы.

Наши преподаватели не профессионалы, они не только не имеют высшего образования, но и методикам преподавания не обучены. Поверьте, мы уже два года обращаемся везде, просим онлайн помочь дать хотя бы какие-то знания для наших преподавателей. Я последние три месяца – с июня по август – был в Афганистане. В провинции Герат на границе с Ираном я открыл летом курсы. Кто преподает русский язык? Бывший медик, который получил медицинское образование в России. Но у него прекрасный русский язык. За полторы-две недели там набралось уже 30 молодых людей, которые изучают русский язык.

Вопрос: зачем афганцам русский язык? Ответ очень прагматичен. Чтобы увеличить шансы наших молодых людей на получение высшего образования в России – это раз. Во-вторых, из-за войны, которая идет в Афганистане. Для того чтобы остановить войну, нам нужны большие экономические проекты со странами СНГ и теми странами, которые соседствуют с Афганистаном. Это и Россия, и Китай, и Средняя Азия, и Азербайджан. На последнем саммите Шанхайская организация сотрудничества выступила с инициативой подписания очень крупных экономических проектов с бывшими советскими республиками, со странами СНГ. Это газопровод в Туркмению, Афганистан; сейчас нам поставляют электроэнергию из Таджикистана, Узбекистана. Появилась идея строительства нового Шелкового пути. Поэтому в нашей общественной организации я лично как инициатор и мой коллега, который является директором курсов русского языка, мы решили потихоньку стараться, чтобы афганская молодежь пошла в экономическую, образовательную систему этих стран.

Русский язык имеет свои корни в Афганистане. В советское время тысячи людей учились в Советском Союзе. Я вас уверяю, что сотрудники сегодняшнего государственного аппарата, военные, гражданские, летчики – все закончили обучение в Российской Федерации. Да, в стране американская власть, там НАТО, их войска и т.д., но, поверьте, мы стараемся, чтобы русский язык тоже имел свое место, наряду с другими языками. Это в наших интересах. Кто приходит к нам изучать русский язык? Люди из МИДа Афганистана, из Министерства обороны, из деловых кругов. Есть одна дама, ей 70 лет, ее муж-афганец умер, и она осталась в Афганистане. Она сильно помогает нам и в основном преподает русский язык в больших фирмах, которые реализуют крупные проекты со странами СНГ.

По поводу учебников. Вот недавно я (вообще не педагог!) попросил Татьяну Михайловну Балыхину, которая является деканом факультета повышения квалификации преподавателей русского языка как иностранного в РУДН: «Давайте издадим книгу для афганцев на русском». Я сам сидел и переводил с русского на афганский, фарси. Этот учебник издан. Мы сейчас по нему преподаем.

Вы не поверите, но если сегодня мы откроем курсы в провинции на границе с Узбекистаном, придут десятки, сотни людей, которые сейчас интересуются, когда у них появятся такие курсы. Однако у нас нет возможности. Откуда у нас деньги на это всё? Каждый учащийся платит по 2 000 рублей в месяц. На эти деньги мы снимаем аудитории, купили столы и стулья, платим зарплату восьми преподавателям. Нам ни копейки не остается, но нам этого и не надо. Мы хотим объяснить, зачем нужен русский язык.

Когда был День русского языка, мы ездили в Посольство России в Кабуле. Наши студенты, преподаватели выступали, я выступал, и посол Российской Федерации в Афганистане выступал на этом мероприятии. Артисты играли произведения классиков России на наших национальных инструментах. Всем очень понравилось.

Вот так обстоят дела в Афганистане. Я как историк вот что думаю: не нужно обращать много внимания на политику. Надо обратить внимание на то, где есть интересы и потребности. Если мы будем искать потребности, наше место найдется. В Афганистане есть французские, американские университеты, но русского нет.

Бизнесмены в России могли бы инвестировать деньги в создание ПТУ в Афганистане, чтобы выпускать в Афганистане молодых профессиональных рабочих. Вложить деньги в образование в Афганистане – это лучше для любой экономики. В год у нас где-то 150 тысяч абитуриентов сдают ЕГЭ. Из них порядка 30–40 тысяч не попадают в вузы. У нас примерно 25 государственных университетов, а частных уже 110. И иногда я думаю, что нас ждет катастрофа, что у нас будут непрофессиональные специалисты, потому что стандарты этих университетов не соответствуют академическому уровню. Что касается тех, кто не поступает… В Афганистане сантехник получает больше, чем магистр.

Мы сейчас думаем над этим проектом, пытаемся решить, как нам открыть что-то типа советских ПТУ в наших 34 провинциях. Ищем лаборатории, которые бы занимались преподаванием, а залы мы найдем. Только бы начать.

И дело не в том, что я получил образование в России или в Советском Союзе. Для меня самое главное, чтобы продолжались добрососедские отношения, которые установили наши предки. Специалист из Шанхайской организации сотрудничества однажды сказал такую фразу: «Мы сейчас являемся наблюдателем ШОС, если мы получим постоянное место, мы должны выезжать в столицы стран Шанхайской организации и убеждать, что Афганистан стоит принять в эту организацию». Для нас очень важно, чтобы мы могли напрямую решить все наши проблемы с другими соседними государствами. Афганская молодежь сейчас – будущее этой страны. Я убедился в том, что есть такой гуманитарный фактор. Для России выгодно вести гуманитарную политику в отношении Афганистана. Можно инвестировать в образование, смело там работать.

Я хотел бы поблагодарить Бориса Степановича Калинича, атташе по культуре Россотрудничества. Он всегда нам помогает, у нас очень хорошие отношения, так что пока нам никто не мешает – ни американцы, ни англичане, ни французы. Только мы нуждаемся в помощи Института русского языка имени Пушкина, РУДН, который имеет колоссальный опыт по работе с иностранными студентами. Помогите развивать русский язык в Афганистане!

Реплика из зала

У вас есть какие-то творческие коллективы? Театральные студии на русском? Может быть, какая-то газета на русском, выходящая небольшим тиражом?

Э. М. Тамим

Да, есть. Знаете, когда шли военные действия в Кабуле, был полностью уничтожен Культурный центр. Сейчас его заново построили, но никак не могут открыть. Я был в этом центре – колоссальное здание! Там прекрасные аудитории для изучения русского языка, компьютерный зал, можно связаться с Библиотекой имени Ленина, там спортзал, там бассейн, там всё можно! Но пока никак не открывается. Будем надеяться, что, когда откроется, мы сможем организовать разные мероприятия.

Г. З. Юшкявичюс

У меня родной язык литовский, но так сложилась жизнь, что я практически всю жизнь работал на телевидении и радио. И я хотел бы про это немного рассказать. Я всегда помню: на Всесоюзном радио у каждого диктора был словарь. И как грамотно они говорили! Я редко выступал, но, когда приходил в студию, то в аппаратную садились кто-то из дикторш, слушали меня, а потом говорили «Генрих Зигмундович, тут ударение не так». Я отвечал: «Что вы хотите от меня, литовца?!». Не соглашались: «Нет, говорить надо правильно». Послушайте сейчас наши теле- или радиопрограммы. Мало того, что ведущие говорят неграмотным языком (не мне, литовцу, учить русскому, но всё же!), но ведь раньше были и новости, и музыка, а сейчас о чем говорят? О том, что появляются белые и черные вампиры?!

Естественно, имеется сеть домов культуры и науки за рубежом. Сейчас появится новое место, где будут обучать русскому языку. Они не знают, в конце концов, кто этим будет заниматься. У нас левая рука не знает, что будет делать правая.

Есть такой всем известный фонд «Русский мир», который имеет немалые средства. Но куда эти средства идут? В Литве в Педагогическом университете (я представитель Попечительского совета) есть лаборатория «Русского мира». Там лежит пара книжечек – и всё. Я знаю,что организация касается работы за рубежом. Ведь каждый год их спрашивали: «Сколько вам надо средств?». Они назвали сумму. Ничего они не получают! Потому что если и говорить о значении русского зыка, то надо что-то вкладывать.

Или, например, каждый год бывает встреча представителей русскоязычных радио- и телевизионных организаций за рубежом, которую организовывал ТАСС. Это хорошо, но кто еще слышал про это мероприятие? Что они делают? В чем заключается работа? Все они собираются на великолепную встречу, с выступающими очень высокого уровня, потом бывает очень хороший прием – и на этом всё заканчивается. Хотя радио и телевидение за рубежом на русском языке – это громаднейшая сила! И ее надо использовать.

Я со своими друзьями, например, организовал литературный журнал «Согласие», который выходит на русском языке. Это давняя традиция. Балтрушайтис, поэт серебряного века, в 1917–18 году в Петрограде основал такой журнал на русском языке. Сейчас он выходит четыре раза в год. Зачем? Для перевода национальной литературы на русский язык. Мы помним, был журнал «Дружба народов», «Иностранная литература» тоже публиковала соответствующие произведения. Эти вещи являются очень важными.

Что касается грамотности и русского языка, я на факультете журналистики МГУ разговаривал с деканом, Еленой Вартановой. Она говорит: «Приходят выпускники школ, читаешь их сочинения – просто ужас. Потому что словарный запас мизерный». Вот собрались сегодня журналисты, очень много представителей старшего поколения. Но если взять сейчас наши статьи, сколько слов использует журналист в статье? Ну, 200–300. Правда, это всегда было проблемой. Мы как-то решили посчитать, сколько слов использовал в футбольном репортаже Николай Николаевич Озеров, образованный человек, который был актером МХАТА (отмечу, что спортивный комментарий – это своеобразный жанр, и мы считали формы «побежал», «бежит», «убежал» как одно слово). Сколько же слов получилось? Девяносто два!

В Исландии 200 тысяч жителей. Как они защищают своей язык? У них нет ни одного международного слова, ни одного! Появился спутник – они объявляют национальный конкурс на слово на исландском языке. Французы тоже всё пытаются подобрать новым терминам какой-то французский аналог. А в русском языке? Журналист в обязательном порядке говорит: контент, контент, контент. А есть ведь слово «содержание».

Эти проблемы являются очень важными. Вот, например, я вижу рекламу Института Пушкина по телевидению. Но ведь надо, чтобы обратились и действительно сказали государству и правительству: «Дорогие, если эта сеть существует и действует – это же действительно огромная возможность». Язык остается важным, несмотря на все политические моменты, в той же Литве.

Некоторые из моих друзей в эпоху СССР были не так уж благосклонно настроены к России. А сейчас, например, владелец ресторана, гостиницы, не берет на работу людей без знания русского языка. Я его спрашиваю: «Что случилось? Так не любил русский язык, русских». На что слышу в ответ: «Они раньше были оккупанты, а сейчас – клиенты».

Русский язык, конечно, играет большую роль и имеет возможность проявить себя, например, даже в Литве. Кто завоевал наибольшие симпатии зрителей на Фестивале театра? Русский драматический театр. Позиции русского языка сильны. По крайней мере, интеллигенция понимает: кто бы знал Марцинкявичуса или Жемайтиса, если бы они не были переведены на русский язык? Поэтому я и приехал из Франции – чтобы защитить русский язык.

Е. И. Кузьмин

Генрих Зигмундович, спасибо за пламенную речь. Мы, естественно, не будем отрицать, что у нас на радио, на телевидении немало глупцов, предателей, бессмысленных и бездарных. Даже среди людей, которые стоят во главе журналистики. Вы тут одну организацию упомянули, которая что-то организовывает, а некоторые ее руководители устраивают балаган на наших популярных радиоканалах. Стыдно ужасно за всё, что творится, за то, что руководители не видят и не понимают, потому что они сами такие.

Но мы собрались здесь и первый раз публично как-то что-то начали обсуждать. И ведь мы в общем-то выступаем не просто как волонтеры, нас попросило начать организовывать эти круглые столы Министерство образования. Сколько это продлится, я не знаю. За правительство мы как-то одновременно и отвечаем, и не отвечаем. Но сами мы будем что-то делать, будем стараться. Спасибо вам большое.

Слово Татьяне Мурованой.

Т. А. Мурована

Спасибо большое. У нас формируется список любопытных тем, которые могут журналистами подниматься, раскрываться и поддерживаться достаточно долго. Мы смотрели программу фестиваля и увидели, каковы же конкуренты нашему круглому столу – коррупция. Подумали, что, видимо, все журналисты пойдут на коррупцию, потому что проще писать на горячие темы. Но у нас здесь озвучен такой богатый набор горячих и острых тем, что, мне кажется, журналистам можно несколько лет спокойно жить и писать о том, как Россия поддерживает за рубежом русский театр, СМИ, которые говорят, показывают и пишут на русском языке, поддерживает какие-то учреждения, связанные с образованием, как Россия внутри страны поддерживает и сохраняет богатство русского языка, как происходит обучение русскому языку и т.д. Масса интересных вопросов, в том числе касающихся перевода.

Мне даже жаль, что я не журналистка. Но у меня есть несколько интересных тем в копилку.

Много лет я работаю в разных структурах, связанных с ЮНЕСКО. Я работала в Московском бюро ЮНЕСКО – это представительство организации, которое сначала работало только для Российской Федерации, затем уже для шести, а позже – для пяти стран территории бывшего СССР. Потом я работала в Российском комитете Программы ЮНЕСКО «Информация для всех». И вот сейчас я работаю в Институте ЮНЕСКО по информационным технологиям в образовании. Уже на протяжении 15–16 лет я вижу, что делается в ЮНЕСКО с русским языком. Это официальный язык ЮНЕСКО и ООН в целом, это означает, что работа управляющих, руководящих органов ЮНЕСКО – Исполнительного совета и Генеральной конференции – ведется и на русском языке в числе других шести официальных языков. А что же дальше, если посмотреть?

В ЮНЕСКО очень неплохой оцифрованный архив публикаций и документов, выложенный на портале в открытом доступе. Но год от года количество изданий и публикаций на русском языке в электронном архиве ЮНЕСКО уменьшается очень заметно. Если смотреть на русскоязычную часть портала ЮНЕСКО, мне, например, становится не по себе. Мне каждый раз стыдно (хотя я не имею никакого к этому отношения), что на русскоязычном портале ЮНЕСКО вот такого качества перевод и вот такой русский язык. Мало того, эти язвы, эти поражения русского языка уже в документах, даже крупнейших. Если посмотреть новые ООНовские цели устойчивого развития, в которых определяется горизонт развития человечества до 2030 года, русскоязычный документ не полностью грамотен, не полностью отражает англоязычный оригинал. Что это такое? Это, на мой взгляд, невнимание или недостаточное внимание правительства и нас, граждан страны, к работе самих международных организаций и к работе в международных организациях. И ЮНЕСКО – в первых рядах как организация, которая занимается теми самими гуманитарными вопросами: культурой, наукой, образованием, информацией и коммуникацией. ЮНЕСКО – единственная международная организация, агентство ООН, уполномоченное заниматься этими вопросами. И если мы посмотрим, сколько в настоящее время на руководящих постах ЮНЕСКО россиян… Там никого не осталось.

О чем же мы можем говорить? Дело не в том, что у нас в России недостаточно квалифицированных людей, которые могли бы занять эти позиции. Просто, когда мы говорим «ЮНЕСКО», в голове возникает что-то, связанное, наверное, с памятниками культуры: всемирное наследие, Байкал они защищают, в Петербурге они то ли помогали, то ли мешали. В публичном медийном поле место России в международных организациях, участие России в таких крупных проблемах, которые интересны ЮНЕСКО, практически исчезло. Мне кажется, что это в корне неправильно.

В настоящий момент я работаю в структуре ЮНЕСКО. Я в принципе не должна напрямую защищать российские интересы, но могу высказать свое экспертное мнение. Конечно, нужно обращаться к органам власти. В начале нашей работы сразу спросили, есть ли тут представители, например, Государственной Думы. Вот, у нас есть помощник депутата. Мы можем обращаться к правительству. У них свои планы, свое видение, свое мировоззрение, и заставить их резко развернуться в одну или другую сторону – достаточно сложно, мы все об этом знаем. Но возможно, если в медийном поле постоянно, громко, четко, выразительно будут подниматься темы, связанные с русским языком с точки зрения разных аспектов, не только с точки зрения того, что дети стали читать мало классики или угрожает ли русскому языку такое количество заимствований из других языков. Эта тема очень богатая и очень широкая. Например, то, что переводами на русский на портале ООН занимаются люди, знающие русский язык, но не являющиеся носителями русского языка, это, на мой взгляд, достаточно важная проблема, потому что речь идет о материалах, доступных всему миру. И от того, насколько их будет много на русском языке на том же портале ЮНЕСКО, в той же работе ЮНЕСКО, от того, насколько грамотно они будут составлены, зависит устойчивость русского языка в мире и его дальнейшая судьба.

Но вообще-то изначально я хотела вам рассказать о положении русского языка и возможности повлиять на эту ситуацию. Что мы можем сделать для того, чтобы русский язык стал более востребованным, более привлекательным, более интересным?

Сейчас в системе образования на глобальном уровне происходят достаточно интересные вещи. Специалисты говорят, что меняется образовательная парадигма, принципиально меняется система образования – от привычной классно-урочной системы воспроизведения знаний к чему-то, что еще достаточно трудно определить, потому что это явление только на пути формирования. Но мы четко замечаем, что сейчас нет возможности отучиться один раз, закончить университет и дальше успешно продолжать свою жизнь, используя багаж полученных знаний. Мы говорим о необходимости получать образование на протяжении всей жизни, о непрерывном образовании. И мы говорим о том, что формальные институты, которые требуют присутствия для получения образования (как школа, институт и другие инстанции, которые оказывают образовательные услуги), становятся необязательны благодаря тому, что у нас есть некая виртуальная среда, киберпространство, в котором появляется всё больше и больше возможностей получить дистанционное обучение либо получить доступ к образовательным, информационным, научно-методическим ресурсам в электронном виде из того места, из которого вам удобно. И вот это как раз одна из тех областей, которая, на мой взгляд, наиболее интересна и перспективна для развития.

Мы говорим об этом с Министерством образования, но я бы хотела привлечь ваше внимание как журналистов к проблематике наличия и количества электронно-образовательных ресурсов в Интернете на русском языке. Дело в том, что именно открытые образовательные ресурсы называют не технологическим феноменом, а социальным. Открытыми образовательными ресурсами называют те, к которым есть свободный доступ, которые вы можете сохранить, которые вы можете редактировать, дополнять, на основе которых вы можете создать свою образовательную программу, свой образовательный курс, книгу, любой продукт в любой форме. Эти ресурсы бывают абсолютно разного рода. Они выпускаются либо как общественное достояние, либо под открытыми лицензиями, например,CreativeCommons. Есть достаточно интересные аналитические работы по разным регионам мира, на глобальном уровне, показывающие, что, чем больше в открытом доступе есть образовательных ресурсов, тем большие экономические возможности получают носители языка, на котором эти ресурсы созданы. В их регионах устанавливается некое социальное спокойствие. И наличие таких ресурсов дает очень большой потенциал к развитию.

Чем больше образовательных ресурсов в мире возникает, тем больше их создается на английском языке. Это абсолютно понятная история. Мы говорим об интернационализации образования, об экспорте образования, о том, что нам нужно привлекать больше иностранных студентов, но не всегда получается давать образование на нашем родном языке или на их родном языке, зачастую как посредник используется английский язык со всеми последствиями этого процесса, и мы о них знаем. Но, с другой стороны, увеличение количества числа образовательных ресурсов на русском языке может эту ситуацию немного изменить. Чем больше ресурсов будут находить носители русского языка, тем больше они будут находиться в нашей культурной парадигме, они будут разделять наше мировоззрение, с одной стороны. А с другой стороны, это относительно легкий путь для того, чтобы привлекать внимание к стране, к общности, которая способна продуцировать современный, интересный, востребованный продукт.

Я, кстати, хотела прокомментировать то, что Евгений Иванович говорил по поводу традиций изучения иностранного языка. В Европе уже много лет работает так называемая «Барселонская инициатива», в рамках которой на разных уровнях образования, в разных культурных и социальных средах продвигается идея того, что, помимо родного языка, европеец должен свободно владеть двумя иностранными языками. Это выход в мир, это открытие границ, и это возможность для нас сделать русский язык изучаемым в рамках этой инициативы. Нам нужно двигаться к тому, чтобы русские говорили и учились на разных языках. Спасибо большое.

Л. А. Трубина

Мы были в прошлом сентябре в Барселоне на огромной конференции Ассоциации преподавателей русского языка и литературы всего мира. И услышали много интересных вещей. Выступают специалисты о том, как иностранные языки нужно изучать. И знаете, что они говорят? Это раньше нужно было изучать английский язык как иностранный. А сейчас он является языком техническим. Любой грамотный человек должен его знать, он не дает конкурентных преимуществ. Значит, должен быть еще один иностранный язык, который создает конкурентное преимущество. И они как раз рассказывали о русском языке, который возможно использовать и в бизнес-сфере, и в культурной. Русский язык начинает создавать преимущество по сравнению с другими иностранными языками.

И не могу не сказать еще об одной ситуации. Некоторое время назад мы участвовали в праздновании столетия Минского педагогического университета. Присутствовали там иностранные делегации из России, Армении, Литвы, Латвии, Украины и т.д. И вот вечером, когда был торжественный прием для иностранных делегаций, сидели мы все за одним столом и пели мы все по-русски! И какие песни? Советские. Если мы говорим о разных векторах продвижения русской культуры и русского языка, то, помимо театра, о котором сегодня уже говорили, песенная культура тоже может стать одним из путей продвижения русского языка.

Д. Халидов

Разрешите представиться: советник главы Республики Дагестан Деньга Халидов. Я член президиума Академии геополитических проблем Российского конгресса народов Кавказа. Эту тему мы обсуждали 16 лет назад в Госдуме в Комитете по делам национальностей и в Комитете по делам Федерации и региональной политике. И я вспомнил свои тезисы. Перед тем, как сюда приехать, мы сформулировали для себя, зачем мы едем. Здесь делегация, здесь журналисты, министр печати и информации, председатель Союза журналистов Дагестана. И мы сформулировали одну задачу: главное – сохранение национальной прессы и прессы на национальных языках, сохранение родных языков, восстановление моды на родные языки. А для этого нужно продумать определенные механизмы.

Вы подняли планку разговора на более высокий уровень. Эта планка очень серьезна и требует научного обоснования, осмысления. Я как эксперт по геополитике и социологии обращаю ваше внимание на следующее обстоятельство: нужно четко сформулировать проблему. Наша проблема, касающаяся русского языка, имеет три аспекта. Первая – активное внедрение англицизмов. Вторая – активное внедрение полукриминального сленга, криминальной языковой культуры. Третья – пренебрежение правилами элементарной орфографии и стилистики. Это три проблемы. Соответственно, для решения каждой нужен свой метод, свой инструментарий. Что делают за рубежом? Как упомянул наш гость из Франции, маленькая Исландия создала совет и активно защищает свой язык от внедрения англицизмов. Они защищают язык, несмотря на то, что воспринимают себя как часть западного мира. А в России последние 25 лет не то, что защиты языков нет, а просто такое пренебрежение языковой культурой! Слава богу, новый министр образования и новый глава Администрации, новые веяния, это вселяет надежду.

Нужно создать государственный совет, который будет мониторить язык прессы, язык телевидения, язык литературы и активно защищать русский язык и искать аналог, для того чтобы вытеснить англицизмы. Справедливый пример успешного внедрения полукриминального сленга или англицизма: «Так, чуваки, собираемся и мобилизуем быдло для успешного проведения краудфандинга». Кто-нибудь что-нибудь понял? Те, кто прошли лагеря, поймут. А те, кто не прошел школу англицизма, как поймет, что такое краудфандинг? Давайте поищем для него слово русском языке, аналог, который бы нес смысл. Как мобилизовать в толпе наиболее интеллектуально развитых для решения каких-то проблем, не потерять их в пространстве, сгруппировать, чтобы решить проблему? Есть ведь еще краудсорсинг, шоппинг и т.д. Это насколько надо не любить «эту страну», как они говорят (юная когорта московской публики, в регионах такого нет, а в Москве есть)?!

У совета три группы, три направления, которые следят за внедрением этого сленга. Совет мониторит (а «мониторит» – это ведь тоже английское слово), отслеживает и решает эту проблему.

Реплика из зала

Проблема – тоже нерусское слово.

Д. Халидов

Да, тоже нерусское. И в этой связи нельзя забывать о проблеме орфографических и стилистических ошибок.

Теперь о русском языке за рубежом. Есть опыт британцев, есть опыт американцев, есть опыт китайцев, которые активно внедряют свой язык через инфраструктуры. Хочешь не хочешь, а его приходится изучать. Это уже вопросы выживания в современном и будущем мире. Поэтому планку разговора я подниму еще выше. Языковая политика – это составная часть геополитики, стратегии развития страны. Или страна себя позиционирует как носитель большого проекта, больших смыслов, универсальных ценностей, или она воспринимает себя как часть англоязычного, англо-саксонского мира. И тогда, извините, не надо пенять на зеркало. В русском мире – более широком, чем Россия – любят «Катюшу», «Подмосковные вечера», русских классиков (именно русских, а не русскоязычных, хотя русскоязычные авторы тоже пишут вещи достаточно глубокие, которые могут украсить классику любого народа). Вопросы языковой стратегии – это серьезно, именно поэтому я здесь.

Теперь о судьбе родных языков национальных образований по всей России. У нас уже есть основа документа для родных языков Дагестана, но мы ведь можем ее переформатировать. Можно вынести ее на суд общественности, экспертного сообщества, журналистов. От Союза журналистов можно было бы уже принять резолюцию.

Первый блок – судьба русского языка в России и в мире. В качестве фундамента у нас русский язык или языковая политика Российской Федерации как составная часть стратегии геополитики страны.

Второе – судьба родных языков в России. Тут проблема связана с неолиберальными заходами в двухтысячные годы, когда региональный компонент языковой политики скинули на регионы. Для Ханты-Мансийска, Татарстана, Башкортостана это не проблема, они регионы богатые, могут позволить себе роскошь из своего бюджета выделить деньги на развитие родных языков и со всей этой инфраструктурой – пресса, телевидение, школа – создавать моду на родной язык. В дотационных республиках это довольно сложно. В Советском Союзе и в 1990-е годы эту сложность обходили за счет того, что региональные кампании языковой политики входили в федеральный бюджет. Основание было такое: этот вопрос не только ваш, но и наш, это вопрос Российской Федерации, вопрос государственной важности. Мы печемся о том, чтобы положения Конституции были выполнены. Вот поэтому мы можем опять обострить и актуализировать вопрос о региональном компоненте языковой политики в школах, в национальной прессе. И я думаю, что к нашему голосу прислушаются и Министерство образования, и Правительство, и Госдума. У нас много сторонников, и я сам готов войти в эту рабочую группу. Давайте вместе поработаем и выдадим документ, за который нам не будет стыдно.

С. А. Дзюбинская

У меня есть пара реплик в дополнение к выступлениям коллег, а также хотелось бы сказать пару слов о том, что делается на уровне федеральных исполнительных органов власти.

По поводу национальной прессы. Мы в соответствии с нашими силами и возможностями поддерживаем региональную и федеральную прессу на национальных языках, но у нас, к сожалению, есть ограничения: в нашем конкурсе не имеют право участвовать муниципальные и государственные учреждения. Увы, в кавказских республиках эти СМИ как раз являются такими учреждениями. По этой причине из Дагестана нами поддерживается только национальная газета «Будни района». В Башкортостане ситуация другая – у них эти СМИ действуют в форме унитарных предприятий и учреждений, поэтому Башкортостан мы как раз можем поддерживать. Возможность поддержать прессу на национальных языках есть, и мы ежегодно поддерживаем порядка 50–60 изданий, многие из них детские. Много изданий из Саха (Якутии) и других республик.

Федеральным агентством проводится множество мероприятий, я назову основные. Это Форум переводчиков с национальных языков народов России, Международный конгресс переводчиков, премия «Читай Россию/ReadRussia», которая ежегодно вручается в рамках Московской международной выставки-ярмарки за лучшие достижения перевода российских произведений на иностранные языки. Есть очень интересный Пушкинский конкурс для преподавателей-русистов, который проводит «Российская газета». Это тоже важное мероприятие, которое привлекает внимание и дает какой-то толчок педагогам-русистам. Ежегодно определяется тема эссе, на которую должны быть представлены работы.

По поводу создания совета. Предложение, вроде бы, интересное. Допустим, мы создадим еще один совет – неважно, при каком-то органе власти или еще ком-то, который будет мониторить ситуацию. Это потребует серьезных финансовых ресурсов. Но что именно мы будем мониторить?

Д. Халидов

Возьмите опыт Исландии и Франции.

С. А. Дзюбинская

Я понимаю. Но нужно ли делать это в форме совета? Мы промониторим, у нас будет показатель: эти, эти и те СМИ злоупотребляют заимствованиями. Что дальше? У нас есть ст. 19 Закона о СМИ: в редакционную политику любого СМИ никто вмешиваться не может.

У нас есть замечательные идеи по саморегулированию отрасли. Это не совет какой-то должен быть. Мы все взрослые люди, давайте как-то саморегулировать. Пусть это будет на уровне совета при Союзе журналистов или какой-то другой организации, но, как мне кажется, это должен быть коллегиальный орган. Не орган власти, который бы указывал, а все-таки наше журналистское сообщество должно между собой договориться. Если у нас есть цель – грамотный, красивый, великий и могучий русский язык, то давайте мы будем грамотно и красиво писать в своих изданиях. Это не должно идти сверху. У меня такое ощущение.

У нас есть значимые проекты, на которые мы даем деньги. Опять же, в конкурсном отборе могут принимать участие все со своими проектами, кроме государственных и муниципальных учреждений. И в приоритетных темах у нас – продвижение национальных языков, национальных культур, у нас есть отдельная тема продвижения русского языка. Поэтому, если кто-то из вас реализует такие проекты, милости просим. Я могу отдельно проконсультировать. Вся необходимая информация у нас на сайте есть. В следующем году, начиная с февраля месяца, вы можете заявиться.

Реплика из зала

Я хотел спросить представителя исполнительной власти. Вы изложили ситуацию: кто-то может претендовать, а кто-то не может. Вопрос очень важный: это нам на местах нужно перерегистрировать наши организации, или все-таки вы должны найти возможность в равной степени финансировать или допускать к конкурсу? Второй вопрос – касательно совета. Я в выступлении коллеги из своей республики услышал следующее: за последние несколько лет языковую и информационную политику органы исполнительной власти провалили – по-другому я сказать не могу – и требуется какой-то общественный надзор. Почему вы говорите, что есть ограничения закона о СМИ? Почему нельзя в эти конкурсы допускать не по форме собственности, а по рекомендации того же самого совета? А то, получается, какой же это конкурс?

Реплика из зала

У меня тоже есть вопрос. Очень понравились выступления, были задеты многие болевые точки. И хотелось бы спросить: а какой продукт будет на выходе этого круглого стола? Какими полномочиями обладает наш круглый стол и какие решения он может принимать?

Е. И. Кузьмин

Сейчас мы закончим с вопросами к Федеральному агентству по печати. Пожалуйста, ответьте.

С. А. Дзюбинская

Перерегистрироваться не надо. Давайте не будем лукавить по поводу неравенства. Почему ограничения бюджетного кодекса? Потому что государственные и муниципальные учреждения финансируются по государственному заданию из бюджета органов того уровня, которым они учреждены. Разве нет такого задания? Есть. И у нас в Туле недавно во время саммита поднялись районные газеты: «Ах, как же так, вы нам не даете, это неравноправие». Чтобы не было никаких недомолвок и разговоров о неравенстве: у нас средний уровень субсидий по региональным СМИ – 380 тыс. рублей на проекты на целый год. В той же Тульской области, в Дагестане, думаю, меньше денег на каждое муниципальное учреждение. Если поделить количество учреждений и суммы, заложенные в бюджете области, получается по два миллиона на газету. Поэтому сказать, что их обидели тем, что не допустили к участию в конкурсе, – это не совсем честно.

Другой вопрос. Вы понимаете, Федеральное агентство не может взять и внести изменения в бюджетный кодекс. Мы работаем в рамках своих полномочий. У нас форма – субсидия. Если бы она была заложена другой бюджетной строчкой, грантом, например, то, возможно, там были бы какие-то исключения. Могли бы мы что-нибудь изменить – мы бы изменили.

У нас есть критерии отбора, есть 42-ой приказ, и там всё достаточно серьезно. То, что вы предлагаете, – это опять же надзорные функции. У нас функции разделены. Есть надзорные органы – Роскомнадзор, Федеральное агентство по печати, которое оказывает государственные услуги, дает деньги, льготы и т.д. Я не говорю, что этот совет нам вообще не нужен. Я просто хочу сказать, что мы должны выработать такую систему, чтобы она работала. Чтобы отмониторили, а дальше были бы какие-то рекомендации, в том числе касательно того, кому принимать участие в конкурсе, кого допускать или не допускать – тут тоже нужно, чтобы этот совет был очень профессиональным. Чтобы не было субъективных факторов. Все-таки вопрос языка – он очень тонкий. Может быть такой совет, почему нет, но не в качестве надзора – это не часть нашей работы, это другая исполнительная ветвь власти, и я не могу за нее говорить.

Реплика из зала

То есть ваши субсидии получают только частные издания?

С. А. Дзюбинская

Почему частные? Автономные некоммерческие организации. Многие районные газеты существуют в такой форме. В Челябинской области все газеты в этой форме. Формы бывают разные.

Е. И. Кузьмин

Это уже другой вопрос. Коллега из Дагестана вывел нас на высокий философский уровень. Он сказал: если Россия мыслит себя как часть англо-саксонской периферии, тогда не надо обсуждать все эти вопросы, как идет, так и идет. А у нас действительно инерция набрана огромная и колоссальная. И как остановить эту инерцию, как изменить законодательство, которое сдерживает государственные институты от того, чтобы работать в рамках здравого смысла и высокого целеполагания? Я 25 лет наблюдаю работу Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям. С моей точки зрения, у нас нет более профессиональной структуры, в которой бы работали более высококвалифицированные и честные профессионалы. Но они зажаты в прокрустово ложе этих крошечных возможностей. Мы напринимали таких законов и таких регуляций, финансовых, экономических и прочих, что сегодня, куда ни посмотри, никто ничего не может, никто не несет никакой ответственности, все кивают: «Это не мы, это закон». Вот катастрофа. И мы сегодня расплачиваемся за предательство собственной идентичности, за то, что не понимали, кто мы есть, зачем мы есть, и кому это надо.

Вы знаете, в Москве 90 % ничего искренне не понимали. Позавчера я прочитал воспоминания Юрия Петровича Изюмова – это фактически был главный редактор «Литературной газеты», в которой я работал. Я сейчас воспоминания эти читаю и думаю, какой я был глупец. У нас ведь было как? Все, кто наверху, начальство – коммунистическая сволочь, которая давит, душит свободу. Такое отношение было у журналистов в Москве к собственному начальству. Все бегали, искали, где им дадут громче проклясть советскую власть, коммунизм, громче возвеличить Америку, Запад и громче призвать к демократии, рыночной экономике, реализации прав человека, к финансовой прозрачности. И чем больше финансовую прозрачность мы вводили, тем больше коррупция разрасталась – это я цитирую Медведева. Медведев же сказал: принимаем новый закон по противодействию коррупции, а она растет в геометрической прогрессии. Вот куда мы себя сами загнали.

И у журналистов сегодня задача – распутать этот клубок. Выросло, выучилось новое поколение, которое сидит во власти, которое тоже не понимает, куда мы пришли, зачем пришли, какими словами мы оперируем и какие последствия произносимые слова имеют. Мы же сегодня даже не знаем, как проанализировать нашу реальность. Недавно я разговаривал с одним поляком, очень образованным человеком из ЮНЕСКО. Мы говорили о том, как обстоят дела в Польше и в России. Мы говорили на английском. И знаете, на английском языке невозможно описать, что же происходит. Ведь нет инструментов анализа: а у вас люди друг к другу лучше относятся? А у вас солидарность между людьми есть? А люди у вас уважают друг друга? А справедливость у вас есть? А совесть у вас вообще осталась? Такого вообще нет. Нет такого. Есть предельно рациональное сознание и предельно рациональный язык, который выражает это сознание и отражает их мир. А мы свой мир должны отражать на своем – или на своих – языках.

Л. А. Трубина

Совсем недавно я писала в один французский журнал об образовании. Думаю, все знают, что научные работники поставлены в такие условия, что обязаны писать в зарубежные издания. Меня попросили написать статью о русском литературном образовании. И вот я пишу о русском литературном образовании, пишу, что в основе его лежит русская классика с ее нравственно-этическими ценностями родной земли, дома, семьи, труда. Мне редактор присылает свой вопрос: а общечеловеческие ценности? Это как раз к тому, что вы говорили. Семья, труд на родной земле, дом, любовь – оказывается, это не общечеловеческие ценности. Мы знаем, во Франции есть свои общечеловеческие ценности. У нас своя ментальность. И об этом тоже нужно знать, об этом нужно и писать, и говорить. И говорить об этом мы должны гордо.

А. В. Щербаков

Небольшая реплика по поводу советов и мониторинга. Вы все прекрасно знаете, что у нас существуют два совета по русскому языку: один при Президенте и один при Правительстве. И такая организация, как Союз журналистов России, вполне уважаема, известна и авторитетна и может обратиться в любой из этих советов или в оба одномоментно с предложением провести какой-либо мониторинг, выработать рекомендации и т.д. К тому же, может быть, я заблуждаюсь, но, насколько мне известно, под эгидой Союза журналистов существует такой совещательный орган, как Большое жюри, которое может выносить какие-то рекомендации по сложным конфликтным ситуациям в журналистском профессиональном сообществе. Почему бы не обратиться к Большому жюри с просьбой внести в этический кодекс журналиста какие-то дополнения в части русского языка и владениями его нормами.

Е. И. Кузьмин

Вы знаете, с середины 80-х была доминирующая тенденция как можно больше сократить роль государства. И государство отовсюду ушло, чтобы были механизмы саморегуляции, гражданское общество. Предельным выражением было: рынок расставит всё на свои места. Прошло 25 лет, и все понимают прекрасно, что рынок ничего по своим местам не расставляет и везде должен сочетаться с государственным регулированием. Чего стесняться государственного регулирования? Во Франции и во многих других странах штрафуют за неправомерное использование иностранных слов. И это по закону. А что значит закон? Это когда большинство народа согласно, что за это нужно штрафовать. А мы все стыдливо делаем робкие попытки сказать, что не всё регулируется само по себе. Журналисты должны начинать говорить о том, что пора одумываться. Возвращать нужно государство. Государство – это демократический институт. И государство, и государственная пресса отражают гораздо больше интереса народа, чем частная пресса, которая служит какой-то отдельной корпорации и каким-то отдельным людям, и не понятно, кто эти люди, что у них за намерения, что у них за деньги. Всё перевернуто с ног на голову. Генрих Зигмундович, за что борется ЮНЕСКО? За то, чтобы было больше независимой прессы. А от кого независимой? Вот берем опыт Российской Федерации. Огромная страна, самая большая в мире. И что эта независимая пресса сегодня?

Г. З. Юшкявичус

Назовите мне хоть один орган независимой прессы, и тогда я отвечу на этот вопрос.

Е. И. Кузьмин

А назовите мне в Америке хоть один орган независимой прессы?

Г. З. Юшкявичус

«Геральд Трибьюн».

Е. И. Кузьмин

У нее же нет владельца.

Г. З. Юшкявичус

Зато я вижу ее программную политику.

Е. И. Кузьмин

А какая политика? Мы читаем их статьи про Россию – это же катастрофа.

Г. З. Юшкявичус

Одна статья против России, одна за. Понимаете?

Е. И. Кузьмин

Ладно, назвали «Геральд Трибьюн». Еще кто?

Г. З. Юшкявичус

Раз уж начали, скажу очень простую вещь. Есть другая проблема, и эту проблему наши друзья из Дагестана замолчали. В связи с тем, что было решено перевести телевидение и радио на цифровое вещание, национальные программы на радио и телевидении в республиках и регионах сейчас находятся в отвратительном состоянии. Местное телевидение и радиовещание просто погибают. Я считаю, что политика Министерства связи России не соответствует государственной политике России в национальном вопросе. Представляете, какая возникнет проблема, если в Якутии вдруг не будет телевизионного вещания на якутском языке? То же самое касается региональных телевизионных и радиопередач на русском языке. Я говорю про региональное вещание, потому что во всем мире больше всего верят региональным газетам, региональному телевидению и региональному радио, ведь они говорят про местные проблемы. Но здесь возникает и другая, национальная проблема. Можете себе представить, что завтра в Татарстане не будет телевизионных и радиопередач на татарском языке? Даже если есть 22 канала, которые распространяются по кабельным сетям в России бесплатно, то в Татарстане за каналы на татарском языке нужно платить. Это вопрос совершенного несоответствия технической политики с государственной политической концепцией России как государства. Это большая проблема, и грядет большой взрыв.

Э. Бодякина

Я должна сказать, что сейчас, наоборот, мы уходим в крайность. В национальных республиках, в том числе и у нас, в Северной Осетии, осетинский язык сейчас вводится в школьную программу и по нему сдается экзамен. В этом ничего плохого нет, я всей душой за развитие языка, но при этом забывается, что часть населения этих республик – это русские люди. И фактически русским детям нужно теперь учить три языка: английский, русский и осетинский. Я живу в городе Моздок, который известен в связи с войной в Чечне. Но у нас был русский район, который был передан Осетии в 1944 году. И этот город был абсолютно русским. Там живет много национальностей, но теперь в школах ввели осетинский язык. Кумыки, которые здесь живут (это 10 % населения), недовольны: давайте тогда и кумыкский в школах вводить. Проблема нарастает. Решая одну проблему, мы создаем другие. Я читаю, что в республиках, в том же Татарстане, запретили принимать на работу воспитательниц, не знающих татарского языка. То есть русских женщин теперь не принимают на работу, если они не знают татарского. А если они русские, которые живут там наравне с коренным населением, а не как оккупанты или какие-то пришлые люди? Живут там исстари, веками, а теперь испытывают давление? Мы говорим о зарубежье, но у себя не видим колоссальную проблему. Советский Союз так же пал под разговоры о том, что национальным языкам не дают свободы. Мы не должны закрывать глаза на то, что в республиках возрастает языковой национализм. И язык тут играет не последнюю роль. Язык – это политический инструмент. И мы должны призвать республики к ответственности. Не надо педалировать национальную проблему, которая, конечно же, есть и которую я как кавказская женщина, чьи предки веками жили на Кавказе, признаю. Давайте уважать русских и Россию. Если, не дай бог, не будет России, всем будет плохо. Давайте будем мудрее.

Реплика из зала

Уважаемые коллеги, добрый день. Те процессы, которые происходили в Российской Федерации в 90-е годы, заставили нас заговорить об общероссийской гражданской идентичности. Когда речь идет о языковой политике в том или ином государстве, имеется в виду прежде всего фактор обеспечения стабильности в субъектах Российской Федерации. Сегодня ту ситуацию, которая сложилась в России с языковой политикой, конечно, можно одобрить, но есть вещи, в которые, с учетом наших реалий, надо внести коррективы.

У каждого человека есть три уровня идентичности. Прежде всего, это его этническая идентичность. Допустим, на примере Дагестана: он кумык, азербайджанец, аварец и т.д. Помимо дагестанской идентичности, у него есть общероссийская идентичность. Если он не является истинным аварцем, он не может быть истинным россиянином. Поэтому такое отношение должно быть и к языкам национальным – на этом аспекте я хочу заострить внимание.

Сегодня в Дагестане выходит национальная пресса на 14 языках – быть может, среди субъектов Российской Федерации такого больше и нет. Есть национальные и республикообразующие языки. Помимо этого, есть еще 16 бесписьменных языков, на которых уже начинает издаваться литература, – они хотят иметь соответствующий статус. И есть языки малочисленных народов. Поэтому тот остаточный принцип, которым мы руководствуемся, когда говорим о развитии языков, нереален, он не отражает ситуацию и сегодня он опасен. За то время, что я работаю в государственных учреждения Дагестана (а начинал я преподавателем в школе), было принято пять программ развития русского языка в республике. Последняя – в 2013 году. В прошлом году была специальная правительственная программа о дополнительных мерах по развитию русского и других языков народов Дагестана. В этом году создан Центр русского языка и культуры, имеется русский театр. Другие национальные языки являются государственными наряду с русским языком в республике Дагестан. Но имеют ли они равноправное положение? Здесь важна сфера функционирования языка.

Мы знаем, что каждый язык живуч настолько, насколько широка сфера его использования. Сегодня в Российской Федерации мы законодательно позволяем вести судопроизводство на национальных языках, но этого не проводится. Мы говорим, что в каждой республике должна развиваться своя литература, но она не развивается, потому что нет средств. В Дагестане сохранилось издательство, которое занимается проблемами выпуска национальной литературы. Той переводческой школы, которая была в Советском Союзе, больше нет – мы ее потеряли. Для чтобы в обществе было взаимопонимание, важны журналисты, писатели, поэты. Это надо восстановить Однако этому уделяется крайне мало внимания.

Сегодня народы Российской Федерации говорят на 359 языках. А на скольких языках ведется телерадиовещание? На национальных языках его нет. 10–15 минут, которые выделены самому большому по численности в Дагестане аварскому народу, – достаточно ли их для республики, не говоря уже о России? Почему нельзя по российскому телевидению, по российскому радио дать прозвучать передачам на сахульском, агульском, кумыкском и других языках?

Мы видим только одну проблему и допускаем в ней же очень большое количество ошибок. Поэтому национальная пресса сегодня находится на не очень почетном месте.

Я понимаю, это проблема региональных органов власти, но мы, на местах, мало что можем сделать. Думаю, что нужно выработать какие-то рекомендации для Российской Федерации. Этот вопрос нужно поднять, нужно бить в колокол, иначе мы окажемся в ситуации Ивана, не помнящего родства. Россиянин, который знает историю, который знает свой родной язык, знает русский язык и знает еще два иностранных языка, принесет Российской Федерации больше пользы, чем человек, который знает лишь один язык.

Реплика из зала

Я из Приморского края, из Владивостока. Я хочу немножко пройти дальше и вернуться к теме чистоты языка в прессе. Может вам это покажется смешным, но я считаю, что все уговоры здесь бесполезны.

Рынок расставляет всё по своим местам, и появляются частные СМИ. У меня частное издательство, частные газеты, муниципальные в холдинге. У меня в штате работают три корректора. Сейчас появляются частные СМИ, у которых корректоров нет вообще – они экономят деньги. В итоге получается продукт, который нормальному русскоязычному человеку читать просто невозможно.

У нас есть Закон о СМИ. В него можно вносить всевозможные поправки. Если мы в агентство не отправили вовремя контрольный экземпляр, нас штрафуют. Вот и за то, что в штате нет корректора, надо штрафовать. Надо внести поправку в закон, чтобы в каждой редакции в штате был корректор. Нет корректора – плати штраф. Раз-два заплатят – возьмут на работу человека.

Конечно, нужно вести и разъяснительную работу, и образовательную. Но порой можно только сверху вот такими методами давить.

А. В. Щербаков

Можно небольшой комментарий? С первого января у нас вводятся так называемые профессиональные стандарты. Профессиональный стандарт журналиста сейчас будет разрабатываться, и наверняка Союз журналистов к этому будет причастен. Там эти нормы и нужно закрепить. Тогда просто и на работу нельзя будет взять человека без соответствующего образования и соответствующих навыков.

Реплика из зала

Я позволю себе буквально одну реплику. Коллега из Северной Осетии говорил о том, что в Татарстане угроза: не берут на работу без знания татарского языка. Я считаю, что это абсолютно нормально. Знание языка – это тоже конкурентное преимущество. Меня из-за моего акцента на Первый канал диктором не возьмут. Квалифицированное знание русского языка в Российской Федерации – это колоссальное конкурентное преимущество. И не нужно к этому относиться с таким опасением. Я, например, могу смириться с тем, что не обладаю таким красивым русским произношением, как другие. Это их конкурентное преимущество. Точно так же и с национальным языком. В Татарстане и меня в садик не возьмут работать. А в условиях Дагестана знание аварского языка – конкурентное преимущество. И это нормально!

С. Тодорова

Мне очень повезло: много лет тому назад я закончила Ленинградский университет, я выпускница русского отделения филологического факультета. Мне повезло учиться в этом очень престижном, прекрасном вузе, и я считаю, что это было большим подарком для меня. Так получилось, что я всю жизнь проработала и работаю до сих пор в Союзе болгарских журналистов, но знание русского языка мне всегда очень помогало. К сожалению, то, что Людмила Александровна сказала о положении русского языка в Болгарии, правда. В школах сейчас гораздо меньше изучают русский язык. Я говорю «меньше», потому что в последние годы все-таки стали изучать.

Может, кто-нибудь из вас знает, у нас есть школы с преподаванием на русском языке, но в основном там только преподают язык, остальные предметы преподаются на болгарском. До сих пор есть русские лицеи. Директор русского лицея, гражданка Казахстана, долгие годы жила в Москве, сама сейчас преподает и балетное мастерство. У нас в русском лицее учатся не только дети болгар, но и дети представителей других национальностей, в том числе американцы с удовольствием отправляют туда детей, потому что русская культура, русская литература, русское искусство – это величайшее достояние человечества, не только России. И за одно только это огромный вам поклон от людей, которые не только знают, но имеют возможность в оригинале, в подлиннике познакомиться с этой богатейшей культурой. Сейчас самое главное – привлечь молодых людей. Заинтересовать и заинтриговать их огромным богатством русской культуры и русского языка в частности. И, конечно, в этом направлении всё, что вы предложили, очень интересно. Мне бы очень хотелось, чтобы у молодых журналистов Болгарии тоже была возможность изучать русский язык. Сейчас у нас это возможно. У нас есть курсы русского языка в представительствах Россотрудничества, в российских культурных центрах. Но мне кажется, что общими усилиями мы можем сделать больше. Мы можем предложить более интересные новые формы знакомства с Россией, потому что Россия этого заслуживает. Бывшие социалистические страны сейчас, к сожалению, вошли в другие структуры, в том числе и НАТО. Но на международных конференциях, каждый раз, когда мы встречаемся, мы все сидим за общим столом и все разговариваем на русском, поем на русском песни советских времен. Я лично о той прекрасной студенческой жизни в Советском Союзе могу сказать только хорошее, и мне кажется, что честные люди, честные студенты, которые в это время учились, вспоминают его только добрыми словами.

Если мы в Болгарии можем как-то помочь всем уважаемым преподавателям русского языка, я готова этому содействовать.

Е. И. Кузьмин

Вы знаете, мы народ с травмированным сознанием, нас все ругают, что мы такие плохие, агрессивные, тоталитарные, отсталые, ничего не имеем общего с общечеловеческими ценностями, куда-то не туда идем, не имеем ничего общего с Европой, и поэтому нам так приятно, когда нас хвалят наши братья-болгары. Мы ведь все были воспитаны в Советском Союзе: братья-болгары, братья-литовцы, братья-чехи. Не говоря о том, что внутри самого Советского Союза была уникальная среда. Запад, насколько я наблюдаю, постоянно заводит разговоры о толерантности. Толерантность подразумевает что? Терпи. Он другой, ты его терпи. Но ведь в Советском Союзе мы воспитывались на принципах дружбы народов. На том, что мы друзья, братья, а не на «он другой, но ты его терпи». Сегодня это пересматривается.

Давайте подведем итог тому, чего мы достигли на этой встрече.

Д. Халидов

Мы актуализировали проблемы. Это первое. Второе – мы классифицировали проблемы. Третье – мы определили контуры решения проблем, определили для себя цели и задачи и методы решения, чем уже вызвали споры: появится совет или нет. Почему, если в таких маленьких странах, как Исландия, Франция, Финляндия такие советы есть? Они, находясь внутри западного мира, защищают свою идентичность. А мы, находясь вне западного мира, не можем эту свою идентичность защитить. Так еще находятся те, кто говорит, что это нам не под силу – законам не соответствует. Ну, значит, нужно законы менять. Я могу взять на себя задачу не только по национальным языкам, но и по тому кругу вопросов, который я обозначил: геополитика, стратегия языковой политики. Соответственно, отсюда и вытекают задачи и предложения. Это уже вопрос для депутатов Госдумы и правительственных структур, поскольку у нас нет сейчас времени изучить все эти законы – по образованию, по языковой политике и еще какие-то законодательные ограничения. Но мы можем актуализировать проблему. Поставить задачи. Обозначить методы решения. Это двух-трехстраничная резолюция, под которой должны стоять подписи, начиная с Богданова и заканчивая председателями региональных отделений СЖР и согласованного круга экспертов.

Схема должны быть технологичная, если мы хотим получить результат – через Госдуму, через Правительство, Министерство образования. Сегодня, когда я увидел этот круглый стол, я понял, что это новое веяние.

Т. А. Мурована

То есть вы предлагаете те идеи, которые выработаны в рамках нашего круглого стола, включить в общий итоговый документ фестиваля?

Д. Халидов

Ну а как иначе? Это же не междусобойчик.

Реплика из зала

А есть какой-то итоговый документ фестиваля?

Д. Халидов

А мы сделаем его. Вот рабочая группа. Богданов сказал: «Работайте!».

Т. А. Мурована

Мы не можем выработать итоговый документ всего фестиваля, мы можем выработать предложения от нашего круглого стола.

Д. Халидов

Да, согласованный с экспертами.

Е. И. Кузьмин

Это может быть обращением от нашего круглого стола к фестивалю, к журналистам. Почему мы здесь собрались? Мы ведь не специалисты в области этнополитологии, этносоциологии, этнолингвистики, госуправления и права. Мы приехали сюда для того, чтобы в журналистское сообщество вбросить эти проблемы. И попытаться зажечь их сердца, чтобы они могли дальше развивать эту тему. Моей целью было заинтересовать двумя вопросами: языковая политика России, что в ней устраивает, что не устраивает, в чем сильные и слабые стороны, болевые точки – на общественном, а не экспертном уровне. Мы обозначили проблемы. Необходимо их разделить на сектора, поискать методы решения – этого не прозвучало, но нынешние проблемы должны быть сформулированы. В чем они? Как я понял, федеральный центр мало помогает республикам и языкам.

Д. Халидов

Наша делегация сформулировала для себя задачу: одна из главных проблем – защита и развитие родных языков, а не только русского. Плюс национальная пресса. Соответственно, есть проект резолюции, и мы хотели обсудить его с делегациями национальных журналистских союзов и преподнести ее СЖР, чтобы он поддержал такую постановку проблемы. Здесь мы увидели, что вы подошли к этой проблеме в целом: начиная с России, с русского мира, с русского языка. Меня это вполне устраивает и мне это знакомо, потому что эти проблемы мы еще лет 15 назад обсуждали в Госдуме.

Е. И. Кузьмин

Я вас перебью, чтобы точно объяснить, кто мы. Мы не действовали по поручению Союза журналистов. Мы предложили на фестивале (который тоже не является съездом Союза журналистов!) привлечь внимание журналистов к тому, что существуют вот такие общенациональные, общегосударственные проблемы. Это была чисто наша инициатива. Мы действовали под эгидой Министерства образования и науки, которое было еще до нового министра. Вы же понимаете, министр – это одно, аппарат – это другое. Внутри аппарата сформировалась задача, что для продвижения русского языка в мире нужно эту тему внутри страны поднимать. И все соискатели должны были предложить наиболее интересные повороты темы. И мы предложили вынести эту тему на фестиваль журналистов для того, чтобы обрасти сторонниками, приобрести общественную поддержку, потому что никакое государство, никакие чиновники, никакие институты без СМИ не справятся. Необходима широкая вовлеченность людей. Мы понимали, что обсуждать язык в многонациональной стране в отрыве от многоязычной ситуации неправильно. Более того, мы даже думали, что где-то нужно погрузить языковую политику России в международный контекст. Существует международная языковая политика по линии ООН, она несильно разработана, но, тем не менее, на повестке дня она стоит. Значит, будет формулироваться и продвигаться какая-то политика через какие-то международные документы и структуры. Почему не учитываются российские достижения в этом вопросе? Все-таки сто языков не задавлены, это не Америка, где огромное количество языков исчезло. Государство решило языки сохранять и защищать. Языки исчезают не по злой воле государства, они исчезают при естественных процессах. И нам есть, что сказать. Мы проводили международные конференции, к нам подходили американцы и сказали: «Очень стыдно за свою страну, у нас из этого ничего не сделано». Многоязычные страны – Бразилия, Индия – задают вопрос: «А как вы этого добились?». Это целая история – как этого добивались, как всё осуществлялось на уровне законодательства, политики, образования, системы культуры. Язык нельзя поддерживать изолировано, нужно поддерживать народ, чтобы он оставался жив. А чтобы был жив народ, нужно поддерживать его культуру. Я читал статьи наших этносоциологов. Чтобы поддерживать народ, нужно поддерживать не только его культуру, но и его среду обитания. Если у ненцев, которые на севере пасут оленей, не поддерживать оленеводство, ненцы исчезнут, несмотря на то, что в некоторых домах культуры можно учить их язык и национальные песни и танцы. А народам, которые живут за счет рыболовства, нельзя запрещать эту рыбу ловить из-за того, что кто-то хочет поставить электростанцию.

России нужно чем-то гордиться. И мы гордимся нашим языковым и культурным многообразием. Это наше богатство. Поддерживать его трудно. Это затратно.

Т. А. Мурована: Оно не монетизируется непосредственно. Это вклад в будущее.

Е. И. Кузьмин

Если говорить об образовании, подготовка учебников, учебных пособий, словарей – это ужасно дорогие вещи.

Т. А. Мурована

Но ведь есть и не такие дорогостоящие пути. Например, Китайский фонд организует в Узбекистане большую международную конференцию для Центральноазиатского региона по использованию информационных технологий в образовании. Китайцы вкладывают деньги в Узбекистан, собирают всю центральную Азию. Рабочие языки – английский и русский. Пока еще узбеки и центральная Азия неспособны обсуждать такие вещи на английском языке, они используют русский. Вот где должна быть Россия, а не китайский фонд, который привезет свои программы, технологии и методики, вкладывая в будущее. И это не так дорого. Это всё абсолютно в рамках субсидий того же Министерства образовании и науки. Это не такие дорогие мероприятия, но они должны проходить с обязательным рабочим русским языком в Прибалтике, как минимум на всей территории бывшего СССР.

Реплика из зала

То, о чем говорит Евгений Иванович, относится к малым языкам. И создавать учебники – это действительно очень дорого. А что касается русского языка, большого языка, на котором говорят почти 300 млн человек на всей планете, – здесь, конечно, есть не такие дорогостоящие технологии.

Д. Халидов

Я вижу в проекте резолюции три блока: русский язык за рубежом, русский язык в России и национальные языки. Необходимо это объединить, обозначить проблемы, на которые следует обратить внимание, и взять на рассмотрение опыт разных стран.

А. В. Щербаков

Не только стран, но и республик, которые могли бы поделиться своим опытом.

Е. И. Кузьмин

У меня тоже поверхностные впечатления, глубоко я этого не знаю, но опыт Якутии мне кажется близким к образцовому. Однако на Дагестан он распространен быть не может. Такого, как в Дагестане, вообще больше нигде нет.

Реплика из зала

В плане продвижения может быть использован опыт французского языка.

Е. И. Кузьмин

Вы понимаете, все крупные языки, кроме французского, терпят полное поражение. Во Франции немецкий язык, который был первым иностранным, заменялся на английский, а теперь заменяется на китайский. Вот проблема. Влияние Германии через ее язык уменьшается. Бразилия – мощная страна, но никто не знает португальского, кроме них.

Д. Халидов

Это вопрос геополитики. Китай является носителем своего большого проекта, которому две тысячи лет. Он основан на китайской традиции, на китайской культуре, на китайской морали, китайской политике, и менять его они не собираются. Они расширяют свой мир через мягкую экспансию. Английский уже полмира завоевал. Английский проект дружит с Китаем. У Америки свой проект. А вот строптивая Европа, Франция, Германия хорохорятся, стараются показать и свои кулаки, и свои мозги. Они вынуждены говорить на английском как международном. Но Россию-то никто не заставляет. Путин обозначает Россию как носителя проекта огромного геополитического значения. Россия не выживет как серьезная держава без распространения сфер влияния русского языка. Русский мир шире в три-четыре раза, чем сама Россия. Если так задачу не поставить, русский мир и Россия будут скукоживаться. И поскольку здесь такие сильные проекты, мы находимся между двумя жерновами. На этом фоне какие-то отдельные страны стараются обозначить собственные проекты – это Иран, это Израиль. У России тоже есть свои амбиции, и эти амбиции необходимо четко увязать с нашей языковой политикой, которая должна быть привлекательна для тех, кто даже в глубине души симпатизирует русскому миру: это и Армения, и Грузия, и даже Украина, Центральная Азия. Политика должна быть продумана. У Прибалтики и Польши глаза уже раскрываются, они теперь видят, что такое Евросоюз: там есть много хорошего, но есть и много плохого. На фоне того, что они увидели в Европе, они начинают иначе оценивать наши достоинства.

Е. И. Кузьмин

Как
я говорил в начале круглого стола, наша задача не только провести пять круглых
столов, но и подготовить аналитический сборник по их результатам. Вы могли бы принять
в этом участие.